Книга Тайны Римского двора - Э. Брифо

необходимость крайней скрытности и фальши во всём унижали и оскорбляли его честность.

Однажды, при одном важном случае, он решился объясниться с нунцием; дело шло о латинской депеше, смысл которой нужно было исказить в переводе, для того чтобы разоблачить одну интригу при Версальском дворе. Хотели продать министру эту поддельную депешу и потом смутить его настоящей.

Сальви положительно воспротивился искажению текста, порученного ему для перевода.

«Я считал вас способнее, — сказал ему нунций презрительно. — Ваш покровитель, сообщая мне о ваших качествах, забыл упомянуть о вашей неудобной добродетели.

Ступайте, но помните, что если вы проговоритесь, то нет в мире места, где бы вы могли укрыться от наказания».

Выйдя от нунция, Сальви почувствовал себя освобождённым от громадной тяжести.

Он приготовился вернуться в Рим и жить там в бедности и неизвестности, без всякой надежды на будущее и без сношений с людьми, когда однажды, обедая в маленьком ресторане, познакомился со старым священником.

Раз, когда они вместе прогуливались, старик сказал Сальви:

— Сегодня утром мне предложили занятие, которое не подходит ни к моим годам, ни к привычкам и которое, может быть, пришлось бы вам по вкусу и, позвольте прибавить, по вашим способностям. После того, что, как мне известно, произошло между нунцием и вами, вы поступите неосторожно, возвращаясь в Рим. Вы молоды, приобрели уже известность, вы можете быть опасны и...

— Они не посмеют!

— Они на всё способны! Когда вы узнаете их так, как я их знаю... но вы хмуритесь... вы не любите, чтобы их осуждали... хорошо... Теперь поговорим о вас. Мне предлагают ехать в Бургундию, в бенедиктинский монастырь, чтобы принять участие в одной из громадных работ, предпринимаемых этим орденом для общественной пользы. Это — жизнь, исполненная трудов, которая не по силам мне в мои лета и которая, быть может, испугает вас, но зато вы примете участие в обширном полезном предприятии, прямым последствием которого будет распространение новых отраслей знания.

Несколько недель спустя Сальви поселился в монастыре бенедиктинцев и принял самое деятельное участие в их работе.

Он провёл несколько лет в учёных трудах и только по полном окончании предпринятой учёной разработки расстался со своими сотрудниками при обоюдных сожалениях. Его заставили принять довольно значительную сумму как законную плату за его труды, и, таким образом, он составил себе состояние, даже превышавшее скромность его желаний и простоту его вкусов. Это благосостояние не было единственным добрым последствием пребывания его у бенедиктинцев: он вынес оттуда много новых знаний, его нравственный кругозор расширился, и он ещё больше удалился от церкви, созданной ошибками и страстями римского духовенства, но зато ещё сильнее, ещё пламеннее стал исповедовать учение веры, надежды и любви, завещанное нам Христом и его апостолами.

Он был во цвете лет и решился посвятить себя обращению на путь истины некоторых несчастных душ, покинутых римским духовенством на произвол низких, невежественных, продажных людей. С этим намерением отправился он к епископу, рекомендовавшему его нунцию, и на этот раз просил у него скромный приход загнанных жителей окрестностей Рима.

Епископ теперь уже был кардиналом и легко сумел выхлопотать для отца Сальви, несмотря на его прошлую, якобы дурную репутацию, то, чего он так просил и чего никто другой никогда не искал.

Отец Сальви получил небольшой приход при церкви деревни Неттуно, которая, несмотря на своё громкое древнее имя, составляет одну из самых жалких окрестностей столицы священного престола. Отец Сальви поселился там с таким удовольствием, будто получил важное назначение.

В 1831 году Орас Верне, бывший в то время директором французской Академии в Риме, отправил на Парижскую выставку две картины, изображавшие охоту в лесу Неттуно. Этими картинами все любовались, но даже художники находили невероятными странный цвет деревьев и необыкновенно суровое величие местности, приписывая эти эффекты прирождённой оригинальности художника; но в Риме каждый, видевший эти картины, находил их чрезвычайно схожими. Ничто не может дать понятие об этой необыкновенной природе леса Неттуно — он был священным во времена языческой древности.

Деревня была населена дровосеками и рыбаками — бедными людьми, с трудом добывавшими средства на прокорм своих семейств. Отец Сальви, новый руководитель этой несчастной паствы, порученной его милосердию, понял её нужды.

Прежде всего он поправил за свой счёт развалившуюся церковь и придал богослужению исчезнувший было приличный и внушительный вид; затем он подал посильную помощь поселянам. Потом, воспользовавшись первым праздником, призвал всех жителей к обедне и, когда они собрались, прочёл им проповедь.

Слова его дышали трогательным умилением; он утешал несчастных, являясь к ним посланником Божьего милосердия и доказывая этим, что Бог не оставил их; он обещал употребить все средства и все силы для облегчения их участи, не прося взамен ничего, кроме любви к Богу и к ближнему. Простая, проникнутая тёплым чувством речь тронула и смягчила эти до сих пор непокорные сердца; всеобщие рыдания были ответом отцу Сальви, и праздник прошёл в благоговейном настроении, возобновлявшемся всякий раз, когда прихожане собирались в церкви.

Когда первый шаг был сделан, отец Сальви, видевший в благоприятном состоянии духа милость Провидения, деятельно принялся за исправление нравов и улучшение положения тех, отцом которых он себя считал.

Он начал обучать детей, сумел привлечь в церковь родителей, восстановить нравственность, награждая и поддерживая возвращавшихся на путь истины; он посетил поочерёдно все жилища, оставляя везде помощь и слова надежды и утешения; он удовлетворил всем нуждам и облегчил все страдания; одним он давал работу, другим средства поправиться; ко всем он был добр и щедр и своими благодеяниями смирил самых строптивых.

Двух лет было достаточно достойному священнику, чтобы отеческими попечениями своими превратить деревню Неттуно в образец порядка и благосостояния.

Отец Сальви отличался снисходительностью; это была нежная, кроткая душа, в которой любовь к Богу не заглушила человеческих чувств, а, напротив, развила их в облагороженном виде. Он был не только умён, но ещё и ласков и обворожителен; он умел скрывать свои обширные познания, для того чтобы не ослепить тех, кого хотел поучать; ласковый со всеми, любя красоту природы, он черпал свет и разум во вдохновенном учении Творца, руководством его была вечная мудрость Бога. Он находил в Евангелии поэтический отголосок своего божественного призвания — в его ясном воображении сливались слово и дело, и для него милосердие было не только добродетелью, но и наслаждением.

Понятно, что отец Сальви не был врагом сельских удовольствий, он охотно присоединялся к ним, и его присутствие никого не стесняло, напротив, при нём пелось как-то радостнее, но зато веселье не