Книга Фармацевт — 2 - Александр Юрьевич Санфиров

Вряд ли ей понравится, когда кто-то не проработав и месяца, начнет вмешиваться в её прерогативу, увольнять и принимать работников. Так, что лучше тебе, Пал Сергеич, сидеть на заднице, тихо и без лишних телодвижений.

А мне надо идти работать, сегодняшние заявки никто не отменял.

С этими словами я встал и вышел из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Надо же, как разозлил меня паразит! — думал я, возвращаясь на рабочее место. — К сожалению, работать он мне здесь не даст. Вряд ли Куропаткина всерьез воспримет мои претензии. Особенно после того, как Коробов влепит мне за месяц пару выговоров и поставит вопрос об увольнении. Единственная возможность с ним пободаться, это идти прямо сегодня к главному врачу, не давая времени заведующему собрать на меня компромат.

Когда зашел в ассистентскую комнату взгляды фармацевтов сразу скрестились на мне.

Не успел умоститься на табуретке, как Нина Саволайнен спросила:

-Ну, что написал заявление по собственному желанию?

-Ничего не писал, отказался, — буркнул я.

-Ой, Витя, зря ты так. Уволят по статье, трудовую книжку испортят, с такой записью на работу сложнее устроиться — посочувствовала она.

В ответ я промолчал. Не хотелось заводить пустой разговор.

В обеденный перерыв я метнулся в хирургическое отделение к молодому хирургу Лешке Филиппову, комсоргу комсомольской организации больницы. В последние полгода мы с ним достаточно часто встречались для обсуждения наглядной агитации и других вопросов.

Пришел я вовремя. У хирургов как раз был организован стол. Оказывается, некий больной, удачно прооперированный в отделении, привез в благодарность, вместо осточертевших конфет, три ящика настоящего чешского пива и два ящика копченой мойвы.

И сейчас все доктора дружно сидели у общего стола и потягивали пиво, закусывая копченой мойвой.

— Хорошо живете, — сказал я, не скрывая зависти. Народ в хирургии был не жадный, так, что мне тоже вручили бутылку пива и несколько рыбьих тушек на картонке.

Отсев с Лешкой в сторону я начал жаловаться на нового заведующего. Филиппов вначале слушал невнимательно, но когда понял, что может лишиться художника, не раз выручавшего комитет со стенгазетами, проникся и пообещал, что договорится на завтра на прием к главному врачу вместе со мной.

— Можно было бы попробовать и сейчас позвонить, — извиняющимся тоном сообщил он. — Но сам видишь, у меня уже третья бутылка пива. И хоть у нас сегодня не операционный день, Куропаткина не упустит возможности прочитать мораль.

— Понятно, — кивнул я и, допив пиво, отправился обратно в аптеку. Хирурги, конечно, доброжелательные ребята, но наглеть не стоит. А то в следующий раз не то, что пивом не поделятся, вообще в ординаторскую не пустят.

Наверно все волнение и беспокойство я оставил на работе, потому, что вечер у меня прошел в спокойной обстановке.

Посмотрел телевизор и даже посмеялся над выступлением Райкина, хотя видел его, наверно в сто первый раз.

После десяти часов, когда можно было не волноваться, что ко мне явится запоздавший гость, я вскрыл подоконник, вытащил заложенную в узкий проем стекловату, затем подцепил крючком тяжелый бетонный брусок, поставил его на попа и из углубления в плите перекрытия достал газетный сверток с деньгами. Из-за подобной мороки я предпочитал лазить в тайник как можно реже.

Благодаря покойному Соломону Израилевичу сверток был не особо большой. Все-таки заведующий старался передавать деньги крупными купюрами. Да и бабушка Груня мелочь предпочитала не хранить.

Добавив к общей кучке еще пятьсот рублей, пересчитал все купюры, и задумался, двадцать две тысячи триста рублей большие деньги по нынешним временам. Поэтому нищета мне в настоящее время не грозит, однако стоит подумать о новом месте работы.

Если Коробов захочет, он может сделать мою жизнь невыносимой, не будешь же каждый день бегать жаловаться главному врачу. А после моих сегодняшних слов он сделает это обязательно.

Снова убрал деньги в проем и, закрыв их в обратном порядке бетонным бруском и стекловатой, поставил подоконник на место, закрепив его шурупами к оконной раме.

Для воров, если вдруг такие появятся, у меня лежали пятнадцать рублей, под газетой в выдвижном ящике письменного стола. Конечно, не исключен вариант, что они не удовлетворятся найденными сбережениями и продолжат поиски дальше. Но цветочных горшков у меня дома нет, поэтому земли на полу и выдранных цветов не ожидается. В бачке унитаза тоже ничего не хранится, как и в вентиляционной шахте в туалете и в ванной на проволоке ничего не висит. А если кто-нибудь особо продвинутый не поленится сдернуть подоконники и вытащить стекловату из проемов под ними, то кроме цементного основания на уровне пола, там ничего не увидит. Книг тоже немного, всего две полки, так, что на место я их поставлю за пару минут.

Следующим утром я проснулся, как обычно, без будильника. Настроение было слегка приподнятым, как бывало в прошлой жизни, когда я в очередной раз посылал на три буквы начальство и начинал поиски новой работы. В те времена, к сожалению, дамокловым мечом на мне висела обязанность содержать семью, поэтому приходилось разборчивостью не страдать и соглашаться на первое поступившее предложение.

Сейчас такой необходимости не было. Если и уволюсь, то выбирать новое место работу буду не торопясь. Но, для начала, надо как можно больней огорчить дорогого Павла Сергеевича за то, что он решил связаться со мной. И начну это делать с сегодняшнего дня. Думаю он надолго запомнит мою мстю.

Не успел я получить задание от старшего фармацевта, как меня позвали к телефону.

Звонил Филиппов, сообщивший, что через двадцать минут нас ожидает Куропаткина.

Когда я аккуратно убирал рабочее место, в ассистентскую зашел Коробов и сразу возмущенно закричал:

— Гребнев, ты куда собрался? Немедленно пройди ко мне в кабинет. Необходимо кое-что уточнить.

— Не могу, — я развел руками. — Меня ждет главный врач. Я и так уже опаздываю.

С удовольствием поглядев, как перекосило рожу Пал Сергеича от этого известия, я отправился к Куропаткиной.

Филиппов уже ожидал меня в приемной.

Мариновали нас недолго, прошло минут пятнадцать, и в селекторе на столе у секретарши раздался голос Куропаткиной, приглашающий нас на ковер.

— Ну рассказывайте, ребята, какие проблемы возникли у комсомола, — улыбнулась пожилая женщина, сидящая за столом, — Чем могу, помогу, Слушаю вас внимательно.

— Понимаете, Вера Игоревна, комсомольская организация больницы озабочена странным отношением нового заведующего аптекой Павла Сергеевича Коробова к Виктору Гребневу. — начал свой рассказ Филиппов.

Куропаткина, за долгие годы чиновничьей карьеры съевшая собаку на таких разборках, слушала