Книга 1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мао Цзэдун, хотя и был теперь единоличным лидером материковой части Китая, чутко реагировал на потенциальные угрозы. В начале 1950-х годов он запускал одну за другой кампании по укреплению и консолидации нового правительства. Режим Мао начался с конфискации всей находившейся в частной собственности земли в деревнях и ее распределения между сотнями миллионов крестьян, что обеспечило их доверие и поддержку. Но как только земельная реформа устранила класс помещиков и дала возможность присвоить их богатства, Коммунистическая партия сменила курс и забрала землю обратно в ходе коллективизации.
Затем партия провела кампанию по борьбе с инакомыслием, направленную на академическое сообщество. В 1949 году в Китае насчитывалось более двух миллионов интеллектуалов, и к ним вскоре присоединилось значительное число живших за рубежом китайцев, которых перспективы прогресса в стране вдохновили вернуться на родину и помочь ее восстановлению. Большинство интеллектуалов происходило из семей землевладельцев или верхних слоев среднего класса, и партия вознамерилась изменить их мировоззрение, требуя, чтобы они изучали основы марксизма-ленинизма и критиковали собственные буржуазные представления.
В ноябре 1949 года Чжу Гуанцянь, знаменитый теоретик искусства, опубликовал статью с самокритикой в Жэньминь жибао, и вскоре такие светила, как социолог Фэй Сяотун и философ Фэн Юлань, последовали его примеру, поклявшись изменить свое мышление в соответствии с учением марксизма-ленинизма и нуждами нового общества. Влиятельный журнал Вэньи бао опубликовал самокритику более чем тридцати авторов. Кампания отличалась от яньаньского «выправления стиля» тем, что Мао открытым текстом призвал интеллектуалов к идеологической перестройке. Проводились собрания по критике и борьбе, целью которых было лишить интеллектуалов независимости и подчинить партийной идеологии. Их приверженность духовной свободе и вольному самовыражению последовательно стали сводить на нет.
В критической статье в Жэньминь жибао Ай Цина отметили особенно. Автор писал: «У некоторых сотрудников нашей редакции наметилось противоречие между личным творчеством и редакционными обязанностями, и им не удается отдавать предпочтение второму. В особенности это касается Ай Цина, который за время работы в должности заместителя главного редактора журнала Жэньминь вэньсюэ продемонстрировал непонимание поставленной задачи. На самом деле он многократно демонстрировал либерализм и отказывался выполнять обязательства руководителя». После подобной публичной критики отец впал в глубокое отчаяние. Он не знал, что делать, и утешение ему приносили только дружеские попойки, поэзия и живопись. Он даже подумывал снова заняться изобразительным искусством.
В июле 1954 года, когда чилийскому поэту Пабло Неруде исполнилось пятьдесят лет, он пригласил Ай Цина в Чили на празднование юбилея. Они познакомились в августе 1951 года, когда Неруда приехал в Пекин награждать Сталинской премией мира Сун Цинлин, вдову Сунь Ятсена, а отцу поручили развлекать гостя. Неруда был на шесть лет старше отца; он опубликовал свой первый сборник поэзии в возрасте девятнадцати лет и вступил в Коммунистическую партию Чили после Второй мировой войны.
В ходе визита Неруды в 1951 году отец показывал ему достопримечательности вроде Летнего дворца и гор Сишань, и за неделю они подружились. Неруда был очарован отцом и тронут его произведениями; позже он называл Ай Цина «принцем китайских поэтов».
На китайском фамилия Неруды звучала и писалась как «Нелуда» —
— и Ай Цин, обыгрывая тот факт, что первый иероглиф состоит из трех графических компонентов со значением «ухо» поддразнивал гостя: «У первого иероглифа твоего имени — три уха. А у тебя только два. Куда ты дел третье?» Неруда хлопал себя ладонью по широкому лбу: «Вот оно. Им я слушаю будущее».В 1954 году Китаю еще только предстояло установить дипломатические отношения с большинством стран за пределами коммунистического блока, что затрудняло путешествия, так что у отца ушло восемь дней на путь до Сантьяго. Когда он прибыл, в голубом небе над чилийской столицей парили воздушные змеи, и отец нарисовал в своем альбоме воздушного змея в китайском стиле: длинная сколопендра с вертушками на каждом из сочленений. Рисунок настолько заворожил Неруду, что он поклялся запустить такого змея в свой следующий приезд в Китай.
Неруда в ярко-зеленом шерстяном пиджаке походил на отставного военного, глаза под его лысым и блестящим лбом смотрели на мир с невинным любопытством мальчишки. Для отца эта поездка оказалась прекрасным отдыхом, и на побережье возле Исла-Негра, дома Неруды, он собирал разноцветные ракушки. Он считал их подарками океана и по возвращении в Пекин разложил на почетном месте на своем письменном столе. Неруда говорил друзьям, что Ай Цин — единственный поэт, оставшийся после эпохи Цюй Юаня, первого известного лирика Китая. В знак уважения он подарил отцу кубок из бычьего рога с серебряным носиком.
К середине 1950-х годов над Ху Фэном — первым литературным критиком, который отметил талант Ай Цина, — надолго сгустились тучи. В 1952 году в Жэньминь жибао его обвинили в индивидуалистической ориентации, присущей крупной и мелкой буржуазии. В июле 1954 года Ху Фэн решительно отклонил эту критику в своем «Отчете о практике литературы и искусства в последние годы», получившем известность как «Книга в триста тысяч слов».
Ху Фэн был известен как честный человек, ценящий независимость и упрямо сопротивляющийся любому принуждению, и этот последний акт неповиновения государству повлек наказание. В ответ Мао велел Жэньминь жибао опубликовать «Материалы по антипартийной деятельности Ху Фэна», и сам написал вступительное слово. Летом 1955 года Ху Фэна арестовали и вскоре приговорили к четырнадцати годам тюрьмы.
Обвинения против «антипартийной клики Ху Фэна» обрушились на несколько сотен авторов, и их всех отстранили от работы на время расследования; многих официально привлекли к ответственности и посадили в тюрьму. Но это был далеко не конец. В августе 1955 года обвинения были предъявлены еще одной антипартийной клике, среди лидеров которой предположительно была Дин Лин. Чжоу Ян еще со времен Яньаня видел в Ай Цине союзника Дин Лин. А теперь, став заместителем министра пропаганды и заместителем министра культуры, он уличил ее в попытках втянуть других в свою клику — это был намек на ее связь с Ай Цином.
Ай Цин всегда презирал диктаторские замашки Чжоу Яна и резко отреагировал на дикие обвинения в адрес Дин Лин, осудив партийную нетерпимость к расхождению во взглядах, что напомнило ему