Книга День за днём - Виктор Борисович Вургафтик

должен быть целостным квантовомеханическим объектом, во-вторых, как целое я должен прийти в близкодействие с чем-то другим – тогда я утрачу индивидуальное состояние и буду находиться в общем с этим другим объектом. Тогда я и он будем соединены дальнодействием, которым я буду жить. Если он человек, это будут ноуменальные отношения, та любовь, когда между нами Христос. Если он мир, я увижу вечный благостный Свет, в Котором когда-нибудь останусь.

Но чтобы выполнилось первое условие, должны затормозиться или отмереть подкорковые отделы эмоций: в первом случае я приобщаюсь к дальнодействию и реальному миру на время – впрочем, тогда уже нет времени – во втором навсегда (это слово тоже неточно, потому что имеет отношение ко времени). «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим» (Послание к Римлянам, 7, 24-25). Второе же условие выполняется в силу видения мною этого объекта, слышания его, обоняния и пр., а также моего действия на него. Дальнодейственная связь с ним сохраняется, однако, и после этого – так же, как у двух частиц, – пока некоторые внешние обстоятельства, аналогичные измерительному прибору, не заключат меня или его в особое состояние – замкнут самим собой (я могу утратить переживание этой связи и оттого, что уступаю соблазну, – тогда возникнет очаг возбуждения в эмоциональной части подкорки, т.е. я окажусь раздвоен).

V.

Когда с миром или человеком меня соединяет дальнодействие, я вижу их не такими, какими они были или, возможно, будут, а каковы они есть. Я тогда не сплю, а бодрствую, живу не иллюзиями, а реальностью. Я переживаю тогда сейчас, которое, как говорит Я. С. Друскин, прорывает время. Переживание сейчас и есть переживание дальнодействия.

Но мне знакомо и другое переживание, когда душу переполняет блаженство и какая-то непонятная тоска и грезятся какие-то положения, в которых я был или буду, но как будто не в этой, а иной жизни. Я называю это переживанием прекрасного. Мне кажется, что тогда я вижу мир как целое и сам принадлежу ему (между целостным и прекрасным, по-моему, нет разницы). Если так, переживание прекрасного тоже есть переживание дальнодействия. Но когда оно происходят от переживания Бога, мне плохо и именно поэтому хорошо. Когда же я переживав прекрасное, мне хорошо не потому что плохо, а просто потому что хорошо. Как описать это на языке физических и физиологических представлений? Я думаю, в этом случае центр переживания Бога заторможен и очаг возбуждения находится лишь в отделах эмоций. Это, по-видимому подтверждается тем, что такое состояние больше свойственно детям, а также народам, еще пребывающим в язычестве. Страдание же, какая-то отрешенность от мира в переживании Бога объясняется, видимо, некоторым отмиранием эмоциональных отделов, находящихся в состоянии торможения. Таким образом, переживание прекрасного есть некий возврат к невинности, в которой у меня нет лица. Мне кажется, он происходит совершенно независимо от меня. И я не думаю, что такое переживание может спасти от смерти человека, который уже знает закон: в свой смертный час он неминуемо актуально вспомнит о Боге и тем самым утратит прекрасное; теперь, чтобы он перешел от смерти в жизнь, должны умереть отделы эмоций. Если всем сердцем своим он прилепляется к Богу, они умирают прежде, и тогда он живет уже Божьим дальнодействием, которое останется с ним и после того, как умрет все тело (конечно, слова «тогда» и «после» здесь, строго говоря, нельзя употреблять) человека.

Что такое грехопадение, описанное в Главе 1 книги Бытия? До грехопадения он принадлежал к реальному миру, потому что не имел центра переживания Бога, не имел лица. Он жил в прекрасном, что и является райским состоянием. Запретив вкушать от дерева добра ж зла, Бог дал ему закон – сотворил центр переживания Бога. Но вначале он быв заторможен. Его активность пробудил соблазн нарушить заповедь, исходивший от змия; как написал апостол Павел, «грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв».

Значит ли это, что и мой центр переживания Бога пробуждается лишь тогда, когда я уступаю соблазну? Если так, его возбуждение может происходить только через возбуждение отделов эмоций, после чего он сохраняет активность, а они затормаживаются и частично отмирают. Может быть, это и значит, что «многими скорбями надлежит войти нам в Царство Небесное» (Деяния апостолов, 14, 22). Но Бог сказал мню, что я буду страдать, лишь соприкасаясь с обществом, и предостерег меня от этого пути. Я вижу теперь, что общество настигает меня не только тогда, когда я где-то работаю, но и у себя дома. Поэтому я хочу бежать из дому. Куда? Этого я еще не знаю. Как я буду приобщаться к дальнодействию вдали от общества? Благодаря атрофированию отделов эмоций, лишенных деятельности? Или благодаря тому, что я буду больше сосредоточен на Боге и это будет их тормозить? Или обоими способами? Но, во-первых, разве отмирание возможно без страдания, а, во-вторых, не проникает ли возбуждение в центр переживания Бога лишь через сильно возбужденные отделы эмоций, которые затем затормаживаются? Может быть, в мозге образуется другой путь, проводящий возбуждения от органов чувств прямо в центр переживания Бога? Однажды я вдруг почувствовал, что все потерял, и увидел Свет Божий; при этом я не испытывал особенных мук. Может быть, эмоциональные отделы внезапно затормозились и возбуждение центра переживания Бога не успело отхлынуть через них? И может быть, со страданием связано не всякое отмирание, а лишь из-за сильных отрицательных эмоций? Тогда отмирание – следствие страдания, а не оно само.

Еще несколько слов о языке, которые я здесь пользовался. Я уже говорил, что истинно нет ни близкодействия, ни расстояний, ни времени, а с ними и удаления друг от друга частиц, бывших в близкодействии, начального мирового взрыва я разбегания галактик, мозга, его отделов, их возбуждения и торможения. Мой язык есть язык павшего во грехе человека, который живет в этом иллюзорном мире. Но таков по необходимости язык всякого произведения, будь он языком логики или искусства.

А начальный взрыв, возможно, не отличается от падения мира в грехе человека, о котором говорит Я. С. Друскин в «Рассуждении о Библейской онтологии…»

Примечания

1

Смотри также «Философию духа», §441: «…разговоры о пределах разума еще более нелепы, чем разговоры о деревянном железе».

2

Исходя из субстанциальности духа, Гегель вынужден был объявить