Книга Пленники - Гарегин Севиевич Севунц

крючок, нажал. Пули попали в ствол дерева напротив: полетели щепки.

— Души, Ваня! — в самозабвении кричал Гарник, выпуская короткие очереди.

Великанов обеими руками держался за автомат немца, пытаясь вырвать оружие. Немец боролся со всем остервенением. Они сплелись в один клубок, катавшийся на земле прямо под ногами Гарника. Немец брал верх, — Гарник увидел Великанова, опрокинутого навзничь.

Гарник приставил дуло автомата к плечу немца и выстрелил. Солдат, охнув, осел и выпустил из рук автомат.

Выстрелы с той стороны поляны не прекращались. Пули летели высоко, срубая сучья, автоматчики стреляли наугад.

Великанов с Гарником отползли назад, в чащу.

Вдвоем они открыли ответный огонь.

Выстрелы слышались все дальше. Видимо, враг отходил, выпуская для храбрости диск за диском в лесную тьму. Решив поберечь заряды, беглецы перестали стрелять.

Великанов обыскал убитого немца. Вытащил из карманов фонарик, часы, два кольца, завернутых в бумагу, финский нож, письма, коробку сигарет, деньги. Решили обшарить и другого мертвеца. У него Великанов обнаружил тот самый нож с перламутровой рукояткой, который лесник выменял у торговца.

— Надо снять с них башмаки, — сказал Великанов.

Он снял ботинки с убитого врага и примерил:

— Ничего, сойдет!.. Вот тебе другая пара…

— Кажется я ранен, Ваня! — вдруг проговорил Гарник.

— Как?! И только сейчас заметил?

— Да. Пощупай-ка руку.

Великанов коснулся руки товарища — она была в крови.

— Надо, брат, перевязать.

Он снял рубаху и отрезал ножом лоскут.

— Рана сквозная. Кость не задета?

— Не знаю. Больно.

Усевшись на корточки, Великанов перевязал руку Гарника, помог надеть пиджак.

— Кость цела, Гарник, — утешил он, — иначе сразу почувствовал бы. Знаешь, у старика на полке была аптечка, я видел. Думаю, что нам надо дойти туда. Сейчас у нас есть оружие, можем обороняться, не так страшно.

Они повернули назад и пошли украдкой, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Когда подошли к знакомой полянке, пахнуло гарью. Там, где стоял дом старого лесника, смутно белела во тьме одна печь. На пепелище кой-где вспыхивали искры, курились столбики дыма.

— Сожгли!.. — мрачно проговорил Великанов.

Гарник огляделся:

— Колодец-то уцелел, Ваня. Ужасно хочется пить! Они подошли к колодцу, нашли ведро, достали воды. Было ясно, что людей поблизости нет. Никто не стрелял, никто не окликнул беглецов.

— А что это на дереве? — в испуге отшатнулся вдруг Гарник. — Смотри, Ваня!

Великанов подошел, вгляделся:

— Это он, наш старик. Ах, негодяи!..

— Изверги! Будьте вы прокляты!

Молча постояли они перед черным силуэтом висевшего тела.

— Я сниму старика, — сказал Великанов. — Надо будет похоронить его. Как ты думаешь, Гарник?

— Не успеем, пора уходить: скоро начнет светать. Давай снимем.

Великанов подошел к повешенному, нащупал узел петли и развязал его. Тело старика грузно опустилось на землю.

— Придется оставить так. Придут люди, захоронят…

Не оглядываясь, они скрылись в лесу.

Глава пятая

1

Трудно себе представить самочувствие Оника, до утра просидевшего чуть ли не на мине. Неосторожно двинешь ногой, и тут же взлетишь на воздух! Да хорошо еще, если сразу конец. Может случиться так, что действительно — и кусков не соберешь. А вдруг оторвет руку или ногу, станешь инвалидом на всю жизнь?..

Однажды председатель соседнего колхоза приехал в гости к отцу Оника. Они были старые друзья и при встрече не упускали возможности кутнуть, вспомнить прошлое, похвалиться успехами, посоветоваться друг с другом о делах. Оник, тогда еще подросток, выскочив во двор, залюбовался скакуном дядюшки Зулумата. Это был местный, молодой, резвый скакун шоколадной масти. В любое мгновение, казалось, он готов был сорваться с места и без отдыха скакать по горам.

И Оник не устоял перед соблазном. Отвязав коня, он прыгнул в седло, но конь рванулся и он оказался на крупе. Держась одной рукой за поводья, другой за седло, Оник пытался задержать коня. Но на крупе мчавшегося скакуна невозможно было удержаться долго… Люди кричали вслед ему: «Поводья, поводья натягивай»! Он натягивал узду изо всех сил, и наконец, рванул ее так, что конь, дернувшись вбок, сразу остановился.

Оник не мог удержаться. Хорошо, что он не ударился о камни головой. Но резкая боль сразу же пронзила левую руку.

На следующий день он не в силах был пошевелить даже пальцем. Сельский фельдшер ничего не смог сделать. Тогда решили обратиться к дядюшке Мисаку, прославленному на всю округу костоправу, который лечил и людей и скотину.

Дядюшка Мисак с полчаса мучал Оника, поднимая и опуская больную руку, потом так дернул ее, что у пациента из глаз посыпались искры. После этого левая рука не действовала около месяца…

Да, Оник теперь понимал, что значит остаться без руки или без ноги. Потому он остерегался пошевелиться: сидел скорчившись под столбом, на котором висело зловещее предупреждение.

Хоть бы скорей рассветало. Тогда будет яснее, что надо предпринимать. Чтобы скоротать время, Оник пытался задремать. Но задремать на земле, начиненной минами, — это тебе не на перине заснуть. А глаза так и слипаются! Голова тотчас начинает клониться вниз — вот-вот свалишься, и кто поручится, что не на мину?..

Да, надо набраться терпения. И Оник ждал до тех пор, пока горизонт не начал медленно светлеть, а ужасное и таинственное, что окружало, не превратилось в самую обыкновенную поляну. Метрах в ста налево торчал второй столб, на котором тоже была приклеена маленькая дощечка. Надпись издали Оник разглядеть не мог, Оставалось одно: пройти по поляне, по невидимым минам, как по канату над пропастью. На всякий случай Оник разулся и, изучая взглядом каждый сантиметр земли в том месте, куда собирался поставить ногу, двинулся на цыпочках вперед.

Столб уже остался далеко позади. Вряд ли кому было нужно заминировать такое пространство. Правда, Оник продвигался вперед очень медленно. И неудивительно, что до перелеска он пробирался целых два часа. Вдруг, когда юн уже считал себя вне опасности, что-то болезненно кольнуло ногу. «Вот оно! — пронеслось в голове, — сейчас…» Казалось, через мгновение должен был грохнуть взрыв. Скованный страхом, Оник стоял на одной ноге.

Взрыва не случилось, да и быть не могло, потому что наш герой наступил не на мину, а на обыкновенную дикую пчелу. Сообразив это и не сразу придя в себя, он сел и стал осматривать ужаленное место. Жало вытащить не удалось, и нога стала опухать. Ботинок, оказалось, невозможно надеть. Оник продолжал идти босиком. Вдруг послышался собачий лай, и три здоровенных пса выскочили навстречу ему из-за деревьев. Он тотчас же сел, зная, что сидящего человека собаки не трогают.

На собачий лай вышли две женщины. Одна