Книга Ветер с севера - Симона Вилар

Лишь один человек не смеялся, но разглядывал Эмму пристально, даже со злобой. Эврар Меченый, стоя среди веселящихся воинов Фулька Анжуйского, не сводил с девушки напряженного взгляда. Еще прежде, едва узнав, как настаивает на браке сына с племянницей Фульк, он понял, что Анжуец хочет возвыситься, породнившись с Робертином, своим прямым сеньором. Теперь же, когда он увидел ее… Да, сомнений не оставалось. Он сразу разглядел в ней Эда и Теодораду в одном лице. Стать, хрупкость, теплота и чувственность Каролингов, красновато-рыжие, прямые и чересчур тяжелые для столь тонкой шеи волосы и жгучие глаза Эда, его гордая улыбка, дерзкий взгляд. «Кажется, пришло время поработать. Пока этот олух Ги не изменил своих благочестивых намерений и не потащил девушку прямиком к алтарю, мне следует заняться девицей. Пусть она и отъявленная кокетка и, похоже, бездумна, как канарейка, клянусь светлым дубом, мой герцог не будет слишком разочарован, когда я привезу к нему это лесное существо».

Тем временем наследник графа пришел в себя. Пунцово-красный, он встал на ноги и, не поднимая глаз, поспешил затеряться в толпе. Но теперь уже словно какая-то магическая сила притягивала его к Эмме, и он невольно поворачивался туда, где она стояла. Девушка осталась на прежнем месте и, улыбаясь, смотрела ему вслед. Вокруг нее, хихикая, скакал монах с шишковатой головой и тупым лицом обиженного Богом. Девушка лишь мельком бросила на него взгляд и машинально шлепнула ладошкой по его бритой макушке. Потом от толпы отделился здоровенный парень с темной щетиной на щеках, в длинной красной тунике, подпоясанной нарядным поясом с коваными бляхами. Он властно взял девушку под руку и попытался ее увести. Бог весть почему, Ги вдруг ощутил холодное, режущее чувство в груди и уже шагнул было вперед, но остановился. Он видел, как Эмма взглянула снизу вверх на рослого парня и, скорчив брезгливую гримаску, нетерпеливо вырвала руку. Потом она легко взбежала на крыльцо, где стояла Пипина из Байе, и прильнула к ней. Ги чувствовал, что не в силах отвести от девушки взгляд, но, когда она через плечо посмотрела в его сторону, осудил себя за суетные мысли, постарался придать лицу строгое выражение и поспешил отвернуться.

Тем временем брат Тилпин теребил аббата, требуя прекратить веселье и приступать к и без того запозднившейся службе. По его знаку опомнился и звонарь. Над шумящей толпой взлетел дребезжащий удар колокола. Люди стали утихать, креститься. Наконец и развеселившийся преподобный Ирминон опомнился, поправил съехавшую митру и, затянув псалом, важно прошествовал под украшенным зеленью сводом в церковь. За ним двинулись монахи, сестры из башни Святой Марии, среди которых вертелся и юродивый монах. Звеня кольчугами и пересмеиваясь, вслед за графом вошли дружинники, затем двинулись поселяне.

Ги оказался в церкви одним из последних. В дверном проеме он поравнялся с высоким парнем в красной тунике. Тот окинул его насмешливым взглядом, в котором, однако, сквозила еще и явная враждебность. Ги постарался придать своему лицу как можно более надменное выражение и прошел внутрь, лишь немного задержавшись, чтобы обмакнуть пальцы в чашу со святой водой.

Внутри церковь была достаточно просторной, чтобы вместить обычное число прихожан, но сейчас их набилось столько, что многим пришлось остаться на паперти. Ги с любопытством огляделся. Смутно всплыли отдаленные воспоминания детства – именно здесь происходило его обручение с Эммой. Тогда церковь в лесистой долине произвела на него совсем иное впечатление. Но за эти годы он привык к величественному храму Святого Мартина в Туре – к его высоким полукруглым сводам, цветным витражам огромных окон, массивным рядам циклопических колонн – и у него сложилось иное представление о храме Божьем. Церковь Девы Марии в глуши лесов скорее походила на деревянную крепостцу. Неф был так широк, что поперечные балки сводов подпирались столбами. Здесь тоже поработала рука деревенского резчика – все те же фигуры длиннобородых святых с застывшими глазами и сложными драпировками длиннополых одежд казались изображениями друидов. Вверху сквозь открытые полукруглые ставни вливался ясный дневной свет, что лишало Божий дом того волнующего, вызывающего молитвенное настроение полумрака, к которому привык юноша. Две высоких, едва ли не в человеческий рост, свечи слабо мерцали по сторонам алтаря, но свет их был едва приметен, как и блеклый огонь лампады перед дарохранительницей. Образы святых, металлические украшения и церковная утварь были, однако, освещены, хотя и находились в затемненных резными колоннами приделах. Крепко пахло зеленью, которой были украшены алтарь и сходящиеся наверху крест-накрест балки кровли. Этот аромат смешивался с запахом смолы, которой недавно пропитали бревна стен, пряным духом плывущих над головами волокон ладана, дыханием толпы.

Вся церковная утварь уже была расставлена по местам и отсвечивала золочеными боками, украшенными грубо отшлифованными драгоценными каменьями. Ги знал от отца, что сюда, в лесную долину Святого Гилария, попала часть церковных сокровищ после разорения Сомюра-на-Луаре норманнами. Но сейчас он не думал об этом. Благочестивый трепет уступил место совсем иным чувствам, когда среди мужских голосов хора, певшего «Приди, Создатель», он различил голос Эммы.

Обычно женщины, отправляясь в церковь, покрывали голову, как того требовало древнее предписание, но здесь, в лесной глуши, не слишком строго блюлись не только это, но и многие другие установления. Поэтому многие из них так и остались в венках. Эмма тоже была в венке, удерживающем волны распущенных рыжих волос, и тем не менее она уже не казалась языческой лесной феей. Наоборот, с молитвенно сложенными руками и опущенным взором она походила на ангела. Ее голос вибрировал, возносился от самых низких до самых высоких нот с поразительной легкостью и одухотворенностью. Даже дикие лесные жители, явившиеся в село на мессу, стояли замерев, пораженные этим чудом, дивно сплетавшимся со строгим звучанием мужских голосов. И когда пение смолкло и Эмма подняла глаза, то в них блеснули слезы вдохновения, и Ги вдруг понял, что эта девушка – бесценный дар, который сулит ему судьба, и он должен любить и оберегать ее, и больше того – посвятить ей жизнь.

Чья-то широкая спина загородила дивное видение. Он словно вернулся с небес на землю, почувствовав резкую вонь куртки из плохо выделанных волчьих шкур, надетой на стоявшем перед ним человеке. Ги невольно посторонился, бросив косой взгляд на незнакомца. Им оказался рослый торговец, которого он видел в толпе. Ги невольно поразило хищное, свирепое выражение его лица, пристальный напряженный взгляд, устремленный поверх голов молящихся. Юноша невольно проследил за этим взглядом и убедился, что тот неотрывно вперен в сверкавшие драгоценные сосуды церковной утвари. Дьявольский металл – золото – вот что приковывало столь жадное внимание коробейника.

Человек ничтожен и подвержен слабостям, дьявольские соблазны постоянно преследуют его, – вспомнил он слова своего наставника Одона Музыканта в обители Мартина Турского. Но тотчас его мысли приняли совсем иное направление. Его учитель будет обрадован, когда он представит ему свою невесту, наделенную столь очевидным божественным даром. Тот всегда считал огромной удачей, когда находил по-особому одаренных людей, и Ги, бывший его учеником, часто ощущал себя едва ли не обделенным судьбой из-за того, что небеса сотворили его столь посредственным человеком, обнеся своей благодатью. Но Эмма… Ги вдруг понял, что не мыслит своей дальнейшей жизни без нее, и это наполнило его радостью. Ибо она была его невестой, она уже принадлежала ему, и их родители – оба – желали этого союза. Желали не менее, чем он сам. Ибо Ги теперь трудно было представить, что еще вчера вечером он настолько упорно настаивал на расторжении их помолвки, что отец едва не поколотил его.