Книга На грани света и тени. Книга 1 - Ольга Распутняя

Неожиданно для себя Вероника приняла решение не притворяться. В конце концов, если настоящая она, без притворств, жеманства и прикрас, ему не нравится, то какая тогда разница, что он о ней подумает!

– Правда? – он так удивился, будто в мире не существовало мнений, отличных от него. – А я вот, наоборот, ненавижу тесноту и тишину. Буквально через пять минут уже умираю со скуки. Пару раз я даже раздавал листовки только потому, что можно было весь день проводить в огромной толчее людей и не выглядеть при этом придурком.

– Ты раздавал листовки?! – поразилась Вероника.

– Ну да, а что такого-то? Да, согласен, платили чертовски мало, зато забавно было наблюдать, как люди пытаются отвести глаза, только бы не делать лишних движений. Но, знаешь, мне очень нужны были деньги. Я тогда поссорился с отцом… Ну, из-за музыки и все такое. – По его открытому лицу на секунду пробежала тень, и он тут же осекся, словно решив, что зря про это заговорил. – И он сказал мне, что, если я хочу играть на своей идиотской гитаре, то пусть я сам на нее и зарабатываю. Ну вот, я и заработал… Нужно было видеть его лицо, ха-ха.

– Вероника, подойди сюда! Мне нужна твоя помощь, – рассерженно крикнула из-за прилавка Жанна.

Ее бесило, что Вероника болтала с клиентом вместо того, чтобы работать.

– Простите, но девушка сейчас помогает мне с выбором, – крикнул в ответ Матвей и подмигнул Веронике. Она смущенно опустила ресницы, поблагодарив небеса за то, что сегодня их накрасила.

Жанна красноречиво фыркнула, но ничего не сказала. Матвей заговорщически посмотрел на Веронику и одними губами прошептал: «Мегера». Вероника беззвучно прыснула.

– Так что там вам показать? – громко поинтересовалась она, чтобы Жанна услышала. – Фломастеры и скетчбуки… Вот, выбирайте.

Она указала ему на нужную полку и усмехнулась.

– Кстати говоря, я не знала, что ты еще и рисуешь, – улыбнулась она, снова понизив голос. – Что ж, не зря говорят: «Талантливый человек талантлив во всем».

– Ох, не язви, – фыркнул он и легонько толкнул ее в плечо. – Это для моей младшей сестры. Ей тринадцать, и у нее началось что-то вроде подростковых поисков себя. Она уже четвертый раз за месяц меняет хобби. Я даже не успел отыскать ей чертов пояс для восточных танцев, а она уже послала меня за фломастерами и… господи, как их там?

– Скетчбук, – Вероника провела пальцем по полке и выбрала книгу с обложкой нежно-лавандового цвета и золотистым узором по корешку, – не знаю предпочтений твоей сестры, но мне очень даже нравится.

– Ох, спасибо тебе! Иначе я бы здесь полчаса проторчал, ломая голову над тем, чем скетчбук отличается от обычного человеческого блокнота, – он закатил глаза, и в его голосе смешались раздражение и теплота.

– Да не за что. Зато теперь мы квиты. Ну… зонт, помнишь? – неуверенно пробормотала она, увидев его непонимающий взгляд. Может, не стоило подавать виду, что она помнит такие незначительные вещи?

– Ах, ну да, зонт, – вспомнил Матвей. – Да брось, это ерунда.

Они замолчали.

– Знаешь, а твоя сестра молодец, – торопливо сказала Вероника, которая панически боялась пауз. – Это ведь прекрасно, когда душа к чему-то тянется, пусть даже неопределенному. Гораздо хуже, когда не хочется ничего.

– А ты, Вероника? – вдруг спросил он и посмотрел на нее так внимательно, как будто впервые увидел. – А ты знаешь, к чему тянется твоя душа?

«К тебе».

– Что… что ты имеешь в виду? – запнувшись, спросила она.

– Ну… то есть чего тебе хочется от жизни? В плане, чему тебе хочется себя посвятить и все такое?

Вероника посмотрела на Матвея и пораженно отметила, что для него это, кажется, очень важно. Даже его лицо вдруг стало неожиданно хмурым и серьезным, а голос потерял обычную беззаботность. Она секунду поколебалась.

– Ну-у-у… Да. Да, вообще-то знаю, – наконец ответила она. – Пение – все для меня. Всегда было и всегда будет. Я пою всю свою сознательную жизнь. И, знаешь, я не выбирала это. То есть я хочу сказать… это как бы неотъемлемая часть меня. Если бы не пение… я даже не знаю, что бы делала в этой жизни. Наверное, меня бы не было.

Она робко подняла взгляд, гадая, понял ли он ее последнюю фразу. Матвей молча смотрел на нее. Если кто и мог понять, то только он.

Вдруг Веронике показалось, что узкие проходы между полками дрогнули и расплылись. Слишком уж сюрреалистичной была эта ситуация. Парень, на которого она порой не осмеливалась даже посмотреть, стоит сейчас перед ней и глядит на нее так, словно она должна сказать что-то, что поможет ему, спасет его. Но вместо этого Вероника совершенно не к месту заметила маленький шрам у него в уголке брови. Пауза затягивалась.

– А ты? – вновь не выдержав молчания, спросила она. – Я думала, что музыка тебе нравится и…

– Нравится… Ну да, нравится, – задумчиво повторил он. – Но я не уверен… Знаешь, меня не покидает мысль, что я все время занимаюсь непонятно чем, только лишь бы что-то делать, мечусь непонятно куда, неясно, зачем… У тебя такого не бывает?

Вероника молча покачала головой. Она не смогла заставить себя согласиться с Матвеем даже ради того, чтобы он не выглядел таким подавленным. Она хотела сказать ему какую-нибудь ободряющую фразу, которую всегда говорят девушки в фильмах своим парням… Но ей, хоть убейте, ничего не приходило в голову. Она не понимала его.

– Что ж… Знаешь, забудь, – он встряхнул головой, и буквально через секунду перед Вероникой уже стоял прежний Матвей – энергичный и уверенный. – Слушай, а ты не устаешь? Я имею в виду: днем ты в школе, вечером на репетициях, а на выходных здесь…

– Не знаю… – Вероника пожала плечами. – Честно говоря, мне не нравится сидеть без дела, так что меня все устраивает.

– Знаешь, что я думаю? – после секундного размышления медленно сказал Матвей. – Тебе нужно развеяться. Слушай, на следующих выходных в городе открывается ночной клуб «Эйфория». Мы с ребятами, вообще-то, не очень любим эти притоны с пьяным сбродом и обжиманиями по углам, но нам до смерти надоело мерзнуть по подворотням. Не хочешь присоединиться к нам? – И, увидев ее враз растерявшееся лицо, он торопливо добавил: – Да не волнуйся, девушки с нами тоже будут.

– Да нет, дело не в этом… – начала она и замолчала.

Нет, она не могла. Она поговорила с Матвеем всего несколько раз. Она не знала никого из его компании. Она никогда в жизни не была в клубе. Она вообще не выходила из дома после девяти. Она ненавидела пьяных людей и не выносила сигаретный дым. Ей нужно было рано вставать на работу. Ее не отпустят родители.

И она уже открыла рот, собираясь перечислить ему все причины, по которым она не могла пойти. Но тут она увидела его лицо с искристыми беззаботными глазами, его легкую улыбку, его словно позолоченные солнцем волосы… И услышала голос, который принадлежал кому угодно, но только не ей: