Книга Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней - Дэвид Рансимен

сделать все, что было в его власти, чтобы вытащить замученных американцев из ловушки депрессии. В то же самое время он избирался с программой умеренных мер экономии, обещая сбалансировать бюджет и «сохранить устойчивую валюту при любых обстоятельствах». Также он взял на себя обязательство в полной мере поучаствовать в «международной финансовой конференции, созванной по предложению нашего государства»[26].

Как только Рузвельт одержал в ноябре свою замечательную победу, Гувер попытался принудить его к совместному заявлению, чтобы заверить весь мир в том, что от его планов не отказались. Но Рузвельт ничего не скажет. У него не было желания марать себя связями с дискредитированной администрацией Гувера или же ограничивать свою свободу действий, как только он вступит в должность. Пришлось ждать до марта, чтобы выяснить, каковы его намерения. Гувер, как самый яркий пример президента – хромой утки, все больше хотел, чтобы Рузвельт показал свои карты, но так ничего и не дождался. Это также выглядело одним из худших проявлений демократии. Ситуация соответствовала формуле: король умер, новый король прибудет через пять месяцев. Пока же американская и глобальная экономика продолжали двигаться по спирали вниз.

Когда 4 марта Рузвельт наконец принес присягу при вступлении в должность, он сказал американцам, что им нечего бояться, кроме самого страха. Также он высказал несколько очень осторожных заявлений о намерениях. Например, что «должны быть условия для адекватной, но устойчивой валюты». Через несколько дней на пресс-конференции он специально подчеркнул, что поставил слова в таком порядке намеренно: «адекватная, но устойчивая», а не «устойчивая, но адекватная» (хотя, когда один из интервьюеров насел на него с вопросом – «Теперь, когда у вас больше времени, вы можете определить, что это значит?», – Рузвельт ответил отрицательно: «Нет!») [Roosevelt, 1938–1950, vol. 2, р. 35]. Не определяя инструменты, Рузвельт оставлял открытой возможность обесценивания. Он готов был сделать все возможное, чтобы поднять цены. Также он пообещал сбалансировать бюджет. Он был готов работать ради подъема международной торговли, но приоритетом сделал национальные интересы.

Наши международные торговые отношения, хотя и очень важны, стоят все же в списке приоритетов на втором месте после создания здоровой национальной экономики. В качестве общего практического подхода я считаю необходимым первые вопросы решать в первую очередь. Я приложу все силы, чтобы восстановить мировую торговлю благодаря перенастройке международной экономики, однако неотложные задачи внутри страны не могут ждать, пока это случится.

Главное же, он обязался побыстрее решить проблему кризиса, объявив, что попросит конгресс «расширить полномочия исполнительной власти, чтобы объявить войну чрезвычайной ситуации, которые могут быть равны тем полномочиям, что будут даны мне в случае, если к нам вторгнется извне враг». В самое ближайшее время демократии, возможно, понадобится освободиться от своей склонности к промедлению (многие поняли это в том смысле, что он заставит конгресс сбалансировать бюджет). Но он также подчеркнул: «Мы действительно доверяем будущему демократии как таковой»[27]. В конечном счете все будет хорошо.

За первые 100 дней во власти Рузвельт запустил множество инициатив. Одна из них была объявлена 19 августа, когда он, по сути, освободил Америку от привязки к золоту, приостановив конвертацию бумажных денег в золотые слитки. Это стало началом ряда скоординированных действий, направленных на обесценивание доллара и разгон инфляции в американской экономике. Весь мир был просто шокирован: Рузвельт даже не стал бороться. В отличие от британцев, он не мог сказать, что был вынужден отказаться от золота. Он сделал этот резкий шаг по собственной воле. Многие экономисты предрекали катастрофу: галопирующую инфляцию, отказ от уплаты долгов, разорение страны. Даже один из сторонников Рузвельта, Бернард Барух, объявил: «Это не что иное, как власть толпы» (цит. по: [Brands, 2011, р. 56]). Но никто не мог сказать, что эта мера стала полной неожиданностью. И хотя Рузвельт не говорил, что поступит так, он не раз отказывался говорить, что он так не поступит. В конце концов, в кризисной ситуации слово «адекватная» должно стоять перед словом «устойчивая».

Его решение полностью изменило условия Лондонской конференции. Предполагалось, что американцы присоединятся к французам в попытке убедить британцев вернуться к золоту; теперь же французы должны были противостоять американцам, которые присоединились к британцам, избавив свою валюту от дисциплины золотого стандарта. Усложнит это или упростит достижение соглашения в Лондоне? Заявленной целью всех участников конференции, включая американскую делегацию, была стабилизация валюты, т. е. фиксированные обменные ставки. Но разве американцы не сигнализировали, что отказались от этой идеи, или же то, что они делали, было нужно как раз для того, чтобы эта цель стала реалистичной?

Многое зависело от того, как понимать действия Рузвельта – как уступку американской демократии или же как сопротивление ей. Если полагать, что приостановка платежей в золоте была политическим средством президента, озабоченного лишь тем, как бы вывести себя из-под удара в данный момент времени, тогда можно было с полным основанием опасаться худшего. Получалось, что это типичная демократическая беззаботность, т. е. краткосрочная выгода, полученная ценой долгосрочной стабильности. В результате любое международное соглашение могло бы стать невозможным, поскольку было затруднительно верить в то, что американцы будут его соблюдать. В то же время, если считать, что Рузвельт утверждал свою исполнительную власть, отвечая на общее давление, заставляющее его делать то, что от него ожидалось (правые требовали поддержать стоимость доллара, левые – печатать деньги), тогда это могло стать прелюдией к решающему акту на международной сцене. В конце концов он показал, что сам себе хозяин и что ему не занимать смелости, как и способности очаровывать людей. (Даже сегодня расшифровки его пресс-конференций, которых в 1933 г. он дал более 60, порой заставляют читателя улыбаться.) Возможно, он был тем международным лидером, который нужен демократии, кто мог бы воодушевить лидеров других стран и заставить их сделать решительные шаги.

Накануне Лондонской конференции Би-би-си провела свою первую трансатлантическую передачу в прямом эфире, в которой состоялся разговор между двумя ведущими публичными интеллектуалами того времени – Кейнсом и Липпманом[28]. Они должны были обсудить перспективы конференции. Оба были относительно оптимистичны. Кейнс напомнил своим слушателям, что «мы живем бедно в мире, обладающем величайшим потенциальным богатством». По его словам, было бы ужасной ошибкой полагать, что временные неприятности депрессии представляют постоянный регресс. Тем не менее ситуация не обязательно исправится сама собой. Необходимы были решительные действия со стороны государства, основанные на экспертном консультировании. В этом отношении относительная свобода действий, приобретенная британским и американским правительствами за счет освобождения своих валют от золота, была в гораздо большей степени положительным фактором, чем помехой. «Все свои надежды