Книга Хроники Вортинга - Орсон Скотт Кард

Стоило ему только подумать об этом, как Язон оказался рядом — по-прежнему храня молчание, он бесстрастно ожидал от мальчика указаний. Лэрд выбрал подходящее дерево с длинной веткой, которая скоро станет основной балкой хижины-мазанки. Неподалеку росла невысокая ива. Язон кивнул и при помощи своего ножа начал срезать гибкие ветви. С его высоким ростом это давалось ему легче, чем Лэрду. Юноша несколько секунд наблюдал за ним и, наконец, кивнув, пошел собирать глину, чтобы укрепить стены шалаша. Неподалеку от облюбованного им дерева тек ручеек. Холодная вода обжигала руки, и приходилось торопиться. Обеими руками вычерпывая грязь из ручья и время от времени поливая ее водой из деревянной миски, Лэрд покончил со своей частью работы еще до того, как Язон связал из ивовых ветвей последний сноп. Теперь можно было начинать строить мазанку-времянку.

Язон по одному подносил Лэрду снопы. А там уж он быстро усвоил, что делать: берешь горсть листьев и заливаешь их глиной. Потом покрытая глиной листва прилеплялась к ивовым ветвям, где и засыхала — благодаря этому стены становились толще, теплее и прочнее. Каждую такую «стену» Язон и Лэрд относили к балке. Шалаш получился намного больше обычного — в нем как раз хватило места для двоих.

На дверь пошло несколько стволов молоденьких деревьев, на которые набросили овечью шкуру — Лэрд прихватил ее с собой специально для этого. Работа спорилась, и вскоре мазанка была закончена, но разжигать костер и готовить ужин пришлось уже в полной темноте. Они вскипятили воду и кинули в нее колбасу, чтобы лечь спать, хоть немного насытившись. После ужина Лэрд ушел мыть котелок, а когда вернулся, то увидел, что Язон уже улегся спать, предоставив половину шалаша в его распоряжение. Хижина вышла на славу, и Лэрд вдруг понял, что сопение Язона под ухом вовсе его не раздражает. За весь день они не обменялись ни словом. Лес окутала глубокая тишина, изредка нарушаемая криками сов. Где-то рядом хрустнула ветка — быть может, медвежонок бродил неподалеку по своим делам.

Как всегда в первую ночь в лесу Лэрд заснул быстро, успев лишь привычно подумать: "И зачем мне возвращаться в Плоский Залив? Почему не остаться здесь, в лесу?о

Той ночью ему снился сон. Только на этот раз он превратился не в Язона Вортинга — впервые он увидел прошлое глазами другого человека.

Он стал Абнером Дуном.

Он сидел за каким-то очень странным столом, а в воздухе перед ним вращался целый мир. Огромная карта, на которой разными цветами были отмечены народы, населяющие планету. Он нажимал на кнопки, и на шаре появлялись другие цвета; мир продолжал вращаться, и чем дольше Дун рассматривал его, тем глубже проникался сознанием бесконечной красоты, свойственной этому творению. Это была игра, всего лишь игра, однако среди множества игроков выделялся один человек, который поражал своим гением. «Герман Нубер», — произнес компьютер, регистрирующий игроков. Герман Нубер, в настоящий момент пребывающий в сомеке, в свое время взял в руки судьбу Италии 1914 года и превратил эту страну в мировую державу. И теперь державу эту поддерживали империи многочисленных союзников, ей поклонялись входящие в ее состав государства и в руках ее сосредоточились богатства, даже не снившиеся ни одному земному государству.

В Италии Нубера был введен режим диктатуры — но диктатуры щадящей и умело скоординированной. На покоренных территориях любое восстание жестоко подавлялось, тогда как преданность интересам Италии щедро поощрялась. Налоги были невысоки, местные обычаи и права населения не подавлялись, и жизнь населения компьютерной реальности была прекрасна. Бунты никогда ничем хорошим не заканчивались, зато благодаря одной лишь попытке мятежа можно было лишиться всего — такое положение дел еще больше укрепляло правительство державы. Даже глупые ходы невежд-игроков, бравших на себя ответственность за игру, пока Нубер Спал, не могли испортить положение Италии.

Этим-то и привлекла игра внимание Абнера Дуна. Международные Игры не интересовали его — как, впрочем, и бесконечные трехмерные петлеоперы с их идиотским воспроизводством мельчайших деталей жизни и любви тупых, одним сексом озабоченных людишек. Он возводил собственную систему власти, и кабинет помощника министра по колонизации планет постепенно превращался в центр вселенной. Италия Нубера была у всех на устах. «Нубер вот-вот проснется». «На этот раз Нубер покорит мир». Ставки достигли неимоверной высоты, хотя в основном ставили на конкретную дату окончания игры, а не на то, сумеет ли Нубер ее выиграть. Конечно, сумеет — никаких сомнений. За всю историю Международных Игр не было такого, чтобы игрок создал из какой-то слабенькой страны великую державу, да еще за столь малый срок.

Совершенство — вот как это называется. Идеальная империя.

Разумеется, Абнер не мог этим не заинтересоваться.

В течение многих часов он внимательно изучал все, что говорилось об Италии Нубера: все оказалось правдой. Такое правительство будет стоять у власти вечно. Новая Римская Империя, по сравнению с которой прежняя казалась жалкой и бледной.

«Вот это вызов», — подумал Абнер.

И спящий Лэрд проникся красотой творения Германа Нубера. И закричал во сне, когда осознал всю чудовищность плана, который замыслил Абнер. Но сновидение продолжалось, и не в воле мальчика было прервать его.

Абнер Дун купил Италию. Выкупил право управлять империей. Это обошлось ему в кругленькую сумму — на рынке игроков подобные незаконные спекуляции — дело обычное; кроме того, цена постоянно росла, чтобы Нубер, выйдя из сомека, выложил выкуп побольше. Однако деньги меньше всего интересовали Абнера. Он не собирался продавать Италию. Она послужит ему экспериментальной моделью, на которой он испробует то, что намеревался воплотить в реальной жизни. На ней он проверит свою разрушительную силу.

Он играл очень осторожно. Лэрд, следивший за происходящим, не нуждался в объяснениях действий Абнера. Дун ввязался в ряд бессмысленных войн и поставил во главе армий бездарных генералов — бездарных, но не совершенных тупиц, поэтому сокрушительных поражений не было. Так, комариные укусы, в результате которых дух армии постепенно изнашивался, а богатства империи таяли.

Одновременно он начал подтачивать изнутри саму Италию. Не правильно, по-глупому разрешал промышленные проблемы; изменял систему гражданских служб, провоцируя коррупцию; душил народ налогами. Да и покоренные государства не остались без дела — там Абнер Дун устроил религиозные преследования, принудительное использование итальянского языка как основного, дискриминацию национальных меньшинств при приеме на работу и обучении, ограничение свободы печатной продукции, запреты на свободное перемещение по странам, конфискацию принадлежащих крестьянам земель и всяческое поощрение зарождающейся аристократии. Короче говоря, делал все, чтобы Италия Нубера функционировала, как Империя Капитолия. Только Абнер рассчитывал все так, чтобы недовольство росло постепенно и неотвратимо, чтобы восстания затухали сами собой, а не выливались в затяжные бунты — он ждал. «Пара-другая гейзеров меня не интересует, — говорил себе Абнер. — Я добиваюсь пробуждения вулкана, который поглотит весь мир».