Книга Будут неприятности - Галина Щербакова

ДАША. Взять и рвануть (насмешливо) в полосатой пижаме… Нет, мать… Он неумный…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (задумчиво). Такой-сякой, разэтакий…

ДАША. Никогда раньше не замечала в тебе сентиментальности. Ты так отличалась от всех других мам… Энергичная… Стремительная… Мама-темп…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Подожди, подожди. Не мельтеши… Выведи Багратиона. Слышишь, пес скребется? И отключи телефон.

ДАША. А если…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Я тебя умоляю: дай мне час личного времени. Имею я право на час?

ДАША. Хорошо. Я ухожу. (Уходит.)

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (садится в кресло. Сжимает подлокотники). Женщина-темп взяла тайм-аут. Ей стало вдруг интересно: куда она бежала? Зачем?

Медленно гаснет свет. В начинающей темнеть квартире резкий голос Даши из другой комнаты: «Ты как хочешь. Но я дала телеграмму дяде Вите. Короче, им. Всем».

(Совсем в темноте, как-то странно удивленно и грустно.) Дяде Вите… Витя-караул! Ну-ну, Виташенька… Какой пассаж. А я мама-темп. (Смеется.) Проживем длинную жизнь в кратчайшие сроки… Чем не рекорд?

Лает собака.

* * *

Холл квартиры Росляковых. С телеграммой в руках Росляков.

РОСЛЯКОВ. Чушь какая…

ИННА ПАВЛОВНА (входит из глубины квартиры). От кого?

РОСЛЯКОВ. Громов пропал. Спрашивают, не у нас ли.

ИННА ПАВЛОВНА. Что?

РОСЛЯКОВ. Читай. (Протягивает ей телеграмму.) Я иду звонить. Какой-то глупый розыгрыш.

ИННА ПАВЛОВНА (читает). «Папа неожиданно уехал. Куда, не знаем. Волнуемся. Даша». (Недоуменно.) Ведь он же больной. Говорили, криз. (С ужасом.) Боже мой! Неужели?

РОСЛЯКОВ (входит). Не отвечает у них телефон. Ты что-нибудь понимаешь?

ИННА ПАВЛОВНА (с иронией). А ты нет?

РОСЛЯКОВ (удивленно). Видит Бог…

ИННА ПАВЛОВНА. Я сейчас же еду.

РОСЛЯКОВ. Куда?

ИННА ПАВЛОВНА. Туда! (Кричит.) Ты идиот?

РОСЛЯКОВ. Ни за что! Не суетись, женщина. Не надо! Большие начальники не так часто выскакивают из собственной постели, чтобы бежать в неизвестном направлении. Если они не увозят с собой оборотный капитал, искать их надо спокойно и тонко. С пониманием. Я тебя не узнаю. Всегда спокойная женщина, а сейчас вертишься, как уж на сковородке. Сохраняйте индивидуальность, мадам.

ИННА ПАВЛОВНА. Не хами!

РОСЛЯКОВ (идет в комнату). Не мешай мне, киса, я слегка подумаю. Чуть-чуть…

ИННА ПАВЛОВНА. Не надо думать.

РОСЛЯКОВ. То есть?

ИННА ПАВЛОВНА. То и есть, что думать не надо… ты помнишь, как ты мне делал предложение?

РОСЛЯКОВ. Никакой логики, но Бог с тобой… Помню… Очень даже хорошо…

Затемнение. В темноте, чуть подсиненной холодноватым голубым цветом, голос Рослякова – тонкий, нервный, даже слегка пронзительный. И высвечено его лицо, отчаянное.

РОСЛЯКОВ. Иннуля! Ты лучше всех девчонок, которых я знаю. Клянусь тебе в этом. Выходи за меня замуж.

Голос Инны не изменился. И лицо тоже. Спокойное, мудрое.

ИННА ПАВЛОВНА. Прямо сейчас?

РОСЛЯКОВ. Прямо…

ИННА ПАВЛОВНА. А почему не вчера?

РОСЛЯКОВ. Вчера было бы еще лучше… Мы потеряли уйму времени…

ИННА ПАВЛОВНА (тихо). А где потеряли?

РОСЛЯКОВ (зло). В тщете. Суете.

ИННА ПАВЛОВНА. А!

РОСЛЯКОВ. Ну, так как, Инка? Я ведь серьезно. Я тебе нравлюсь?

ИННА ПАВЛОВНА. А я тебе?

РОСЛЯКОВ. Привет! Я ведь с этого начал…

ИННА ПАВЛОВНА. Ну считай, что с этого.

РОСЛЯКОВ (страстно). Я буду очень тебя любить. Я буду очень тебя беречь. Ни одной бабы для меня…

ИННА ПАВЛОВНА. Достаточно. Я согласна.

РОСЛЯКОВ (потрясенно). Серьезно? Инна, серьезно?

Сцена освещается.

ИННА ПАВЛОВНА. Меня все время мучил ворос – ты ждал, что я откажу тебе?

РОСЛЯКОВ (драматически). Воистину я создал тебе слишком хорошую жизнь, если тебе больше не о чем думать…

ИННА ПАВЛОВНА. И все-таки?

РОСЛЯКОВ (быстро). Я бы не пережил твоего отказа… Годится?

ИННА ПАВЛОВНА. Дурачок! Ты ведь сказал правду…

РОСЛЯКОВ. Конечно, правду! Я тебя выиграл в лотерею. В спортлото…

ИННА ПАВЛОВНА. В рулетку… На последний грош…

РОСЛЯКОВ. У меня не было ни гроша, но была молодость…

ИННА ПАВЛОВНА. Ах! Ах!

РОСЛЯКОВ. Слушай, а тебе не стыдно говорить черт-те о чем, в то время как Алеша – Божий человек – скрылся в неизвестном направлении?

ИННА ПАВЛОВНА. Снова дурачок… Неужели ты думаешь, что никто, кроме тебя, не рискует в рулетке? Только, может, не последним грошом, а целым состоянием?..

РОСЛЯКОВ (морщится). Как-то очень сложно, мадам. Не жрамши – не разберешься.

ИННА ПАВЛОВНА. Ничего себе не жрамши. Тогда вы съели за обедом три курицы сразу… Так проголодались, ожидая его в порту… Была плохая погода… И самолеты летали абы как…

Затемнение полное, а потом сразу яркий вестибюль аэропорта. В нем мы видим Марусю и Катю.

РОСЛЯКОВ (выходит на авансцену). Точно. Так все и было. Инна жарит куриц. Мы их съедим через два часа. А пока мы ждем… Все верно. И самолеты ходят абы как…

Возвращается к Марусе и Кате. Катя улыбается.

КАТЯ. Какой он сейчас? Я его не видела с тех пор, как он стал москвичом… А может, и дольше…

РОСЛЯКОВ. Он талантливый дурак. В двадцать с чем-то лет – лауреат, автор уникальной машины, в двадцать семь – главный конструктор крупнейшего в Европе завода, считай, фигура мирового масштаба. И после этого – уйти в клерки подписывать бумажки!

КАТЯ. Но ведь это было повышение.

РОСЛЯКОВ. Еще бы. Представь себе, учителя физики Константина Эдуардовича Циолковского в свое время крупно продвинули по службе. Какой подарок мировому прогрессу!

МАРУСЯ. А кого надо повышать? Бесталанных?

РОСЛЯКОВ. Не знаю, не думал. Уверен только в одном: когда блестящий конструктор или литератор переквалифицируется в функционера по своему ведомству – это великая бесхозяйственность.

КАТЯ. По-моему, ты все как-то упрощаешь.

МАРУСЯ (выкрикивает). Дядя Леша!

Убегает. Возвращается с Громовым. Тот смущен и обрадован.