Книга Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

– Что-то подобное я ощущал своим нутром, но не мог выразить это в словах, – тихо сказал Франц Фердинанд. – Когда мою страну разрывают на части, мне так же больно, как если бы это меня самого с неодолимой силой тянут в разные стороны. И в то же время, фрау Хельга, я не могу не признать вашу правоту. Причин, по которым лоскутья нашего одеяла должны разлететься в разные стороны, множество, а вот для сохранения его целостности нет ни одной. Но только я подозреваю, что и у вас, русских, в этом деле не обошлось без корыстного интереса, и кое-какие отпавшие от нас земли вы совсем не прочь присоединить к своей державе.

– Только если они сами того захотят, – прищурилась русская императрица – Но это вряд ли. Уж слишком сильны в Галиции антирусские настроения.

– Сказать честно, любое государство, которое возьмет галичан на попечение, получит неснимаемую головную боль, – сказал канцлер Одинцов. – Это Словакию можно подцепить к Богемии и посмотреть, что из этого получится, ибо оба народа из одного корня, но вот присоединять к этой паре Галицию – несколько легкомысленно. Но если оставить эту территорию предоставленной самой себе, то у панов в Кракове и Лемберге от счастья закружится голова, и они не только заявят о своей независимости (что было бы полбеды), но и предъявят России территориальные претензии на Привисленские губернии и половину Украины. И неважно, что мы их за эти претензии сотрем в порошок – дело будет сделано и гвалт на Западе, особенно в Париже, поднят. Эти господа, борцы за польскую и украинскую самостийность, восприняли заключение Брестских соглашений как величайшую трагедию своей жизни – и теперь готовы на все, лишь бы спровоцировать в Европе войну всех со всеми, потому что только так можно выкроить для себя из территории ныне существующих империй парочку новых независимых государств. Польская государственность полностью обанкротилась более ста лет назад, украинской никогда не существовало, но территория Галиции вполне пригодна для того, чтобы провозгласить и то, и другое…

– Да, – немного подумав, сказал Франц Фердинанд, – галичане – они такие, и поэтому прекрасно вписались в политику моего дяди, ибо та целиком и полностью оказалась направлена против России. Боюсь, что если резко изменить государственный курс, то эти люди станут проблемой уже для моей власти…

– Павел Павлович, – сказала императрица Ольга, – не забывайте, что описанные вами негативные явления могли бы наступить, если бы распад Австро-Венгрии произошел внезапно, как в вашей истории. Но у нашего друга Франца Фердинанда впереди еще примерно четверть века власти. Если готовиться к цивилизованному разводу заранее – например, под предлогом непреодолимых династических проблем – то многое можно успеть изменить и ко многому подготовиться. По крайней мере, если посреди радикально замиренной Европы вдруг появится очаг нестабильности, то задавить его совместными усилиями будет не так уж и сложно. Но дело в том, что у нас есть проблема, которая не может ждать четверть века.

– Как я понимаю, вы имеете в виду сербский вопрос? – со вздохом сказал Франц Фердинанд. – Или речь идет о Трансильвании, которую вы хотите присоединить к так блестяще присвоенной вами Румынии? Вот было вполне состоявшееся независимое государство – и вдруг его уже нет, будто корова языком слизнула.

– Не думаю, что в Будапеште и Вене были достаточно высокого мнения о румынской государственности, – с иронией ответила русская императрица. – То, что им по случаю досталось, так же, по случаю, из тупого упрямства, они и потеряли. Одним словом, Трансильвания нас не интересует, как и Галиция, по крайней мере, пока. Если когда-нибудь потом, после вашей смерти, с ней будут какие-нибудь проблемы, то их мы будем решать в рабочем порядке – так же, как и с другими подобными территориями. Сейчас нас интересует сербский вопрос, который и в самом деле не может ждать.

– Насколько я понимаю, – проворчал Франц Фердинанд, – именно для того, чтобы иметь право разрешить сербский вопрос в самом радикальном ключе, вы сначала выдали за своего брата сербскую принцессу, а потом сделали его царем Болгарии…

– Неправильно понимаете, – вместо императрицы ответил Одинцов, – на самом деле сербский вопрос – это ключ к большой войне на Балканах. Половину этой задачи мы решили, когда сделали так, что сербы не потянутся за чужими кусками. Теперь надо добиться, чтобы Сербия получила все земли, населенные сербами, а иначе мы не договоримся, и тогда разбирать Австро-Венгрию на запчасти придется в ускоренном порядке, невзирая на некоторые издержки.

– Да, мой друг! – патетически воскликнул кайзер. – Русские настроены серьезно, а мы не согласны из-за такой мелочи ставить на кон существование своего Второго Рейха. Если вы упрямитесь по этому вопросу, когда во всем остальном вам дают шанс сделать все благопристойно, то мы отходим в сторону и умываем руки. Если русские и болгарские армии атакуют вас с территории Сербии, то мы не будем считать Россию находящейся в состоянии войны с Австро-Венгрией и, соответственно, не вступим в войну на вашей стороне. Ведь от вас просят такую малость, а вы кочевряжитесь.

– Милый, соглашайся, – неожиданно сказала своему супругу эрцгерцогиня София. – Ведь императрица Хельга и кайзер Вильгельм обещают тебе главное – признать наших с тобой мальчиков в качестве законных и полноправных монархов. И пусть потом кто-нибудь только попробует сказать про них что-нибудь плохое! Разве это признание само по себе не стоит земель каких-то диких сербов? Ведь даже своего короля они умертвили таким жестоким способом, что ужаснулись даже французы. Остальные народы в составе нашей империи – культурные и цивилизованные, и только сербы – это дикие бестии, как и русские. Так что отдай их вместе с землями и не жалей.

– Хорошо, – сказал эрцгерцог Франц Фердинанд, – пусть будет так. И, кстати, почему вы назвали ТРИ королевства, которые планируете выделить для моих детей из числа земель Австро-Венгрии, хотя сыновей у меня только два? Неужели в ближайшее время моя жена родит мне еще одного сына?

– Нет, – ответила императрица Ольга, – там, в другой истории, до самого конца у тебя тоже было два сына и одна дочь. Просто в одном из этих трех королевств вместо короля тебе будет наследовать самовластная королева.

– Значит, будем иметь в виду, что у нас снова наступил бабий век… – пробормотал Франц Фердинанд, подавив вздох. – Ну что же… моя великая прапрабабка Мария-Терезия была не такой уж плохой императрицей, да и присутствующая тут госпожа Хельга способна любого заставить молиться, плакать, но все-таки есть горчицу ложками. Все свидетели: я ем и улыбаюсь при этом. Остался только один вопрос – мой дядя. Не думаю, что он собирается помирать в ближайшее время, а без этого все наши разговоры не имеют никакого значения.

– Не беспокойся, – кивнул кайзер Вильгельм, – император Франц-Иосиф в ближайшее время подаст в отставку, чтобы прожить в тишине и покое свои последние дни. У нас есть для этого все необходимые рычаги, ибо даже твой дядя понимает, что без поддержки Германии его Империя в деле против русских не стоит ничего, а мы твердо настроены достичь соглашения с моей кузиной Хельгой. Не только тебе из ее рук пришлось добровольно есть горчицу.