Книга Светочи Конфедерации. Книга вторая - Лёка Лактысева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летти наступила на горло собственным страхам, опасениям, сомнениям и решила еще раз шагнуть в пропасть: довериться.
Когда раздался стук в двери, Летти пискнула внезапно ставшим тонким голосом:
— Да! Открыто!
Вошла Лайона с кульком сладостей в руке. Улыбнулась заразительно-весело:
— Доброго вечера в дом! Вот, решила заглянуть на огонек.
— А я… — Летиция запнулась, попыталась придумать какое-нибудь занятие, которым она могла бы заниматься. Поняла, что выдумывать нет смысла: накрытый стол говорил сам за себя, и закончила: — А я ждала.
— Это здорово! — обрадовалась Лайона. — А то незваному гостю, как говорится, и голову с плеч.
— Проходи, у меня тут можно или в кресло, или на кровать — больше присесть некуда. Так что выбирай, — предложила Летти.
— А давай вместе на кровать! Я люблю сидеть, поджав под себя ноги. Тебя это не сильно смутит?
Хозяйка кельи отрицательно качнула головой, подала гостье вышитую подушку, снятую с сиденья кресла:
— Вот. Подложи под спину — мягче будет. И теплее.
— Спасибо, я лучше так. Мне нравится чувствовать спиной натуральную древесину. На Левконии деревянных домов почти не строят… — на лице Лайоны отразилась грусть.
— Ты скучаешь по своему миру? — полюбопытствовала Летиция.
— Знаешь, по нему трудно скучать. Он… не настолько хорош, чтобы вспоминать о нем с тоской и желанием вернуться. Но там остался мой бывший Наставник. Другие дорогие мне люди. Вот по ним я скучаю.
— А родственники? У тебя там кто-то остался из родных?
— Не уверена. Отец погиб, а мама и сестра теперь живут на Дайнерии. И знаешь, это такой камень с моей души!
— Да. Я бы тоже не хотела, чтобы близкие мне люди жили в том аду…
В разговоре неожиданно наступила пауза. Летиция о чем-то задумалась, а Лайона принялась молча разливать по чашкам чай, не мешая новообретенной подруге бродить по стране воспоминаний. Наконец, Летти проговорила задумчиво и печально:
— Мне иногда кажется, что лучше бы я родилась на Левконии…
— Это из-за мамы и бабушки? — догадалась проницательная Лайона.
— Да. Понимаешь, они так хотели выбраться с проклятой планеты, так много приложили к этому усилий. А теперь, когда добились своего, почему-то все равно чувствуют себя несчастными. Живут своими страшными воспоминаниями, злятся на меня…
— На тебя? За что? — Лайона искренне недоумевала.
— За то, что я не была на Левконии. Что не испытала и не пережила всех тех ужасов, которые пережили они.
— Разве не этого они хотели?
— Они хотели счастья для себя. Но им почему-то не удается стать счастливыми. Ты не представляешь себе, сколько раз я слышала от них упреки: «конечно, ты же урожденная гражданка Конфедерации» или «Правильно, ты-то не прожила почти всю жизнь на Левконии».
— Но ты сама, Летти, там, внутри себя, понимаешь, что твоей вины нет ни в том, что они прожили жизнь на Планете Несогласных, ни в том, что ты сама родилась уже в Конфедерации?
— Да, понимаю. Но при этом у меня такое ощущение, что я не имею права жить, радоваться, быть счастливой, когда мои мама и бабушка так сильно страдали. Словно это будет несправедливо по отношению к ним, если у меня все будет хорошо… Как будто они не простят мне этого.
Лайона сидела и безмолвно смотрела на тонкую, хрупкую девушку, на плечи которой с самого раннего детства свалился неподъемный груз несуществующей вины. Вины, которую невозможно искупить. За которую невозможно вымолить прощения. С которой невозможно жить.
— Летти, послушай, — позвала темную послушницу Лайона. — Думаю, ты уже понимаешь, что самое страшное в любой войне. Можно забрать человека с войны. Нельзя забрать войну из человека. Особенно, если он сам этого не хочет. Все самое важное, все самое значимое случилось с твоими мамой и бабушкой именно на Левконии. Забыть все это для них — все равно что сказать себе, что их жизнь была бесполезной, ничего не значащей и ничего не стоящей.
— И что мне делать с этим? — в голосе Летиции смешались боль и растерянность. — Тоже отправиться на Левконию, прожить там полсотни лет?
— Не думаю, что это выход. Никому от этого легче не станет. Но знаешь что? — Лайона вдруг лукаво улыбнулась. — Ты никогда не пробовала предложить это своим родственницам?
— Что — это? — не поняла Летти.
— Ну, что ты отправишься жить на Левконию. На пару десятков лет.
— Нет, не пробовала. Думаешь, стоит попытаться?
— Возможно. Так аккуратненько, без агрессии спросить: «Мам, ты правда хотела бы, чтобы я отправилась жить на Планету Несогласных?»
— Хм… я попробую! Когда увидимся в следующий раз. — Летти запнулась, потом договорила: — Если увидимся…
Лайона снова догадалась, что имеет в виду Летиция. Темная тварь, каким-то непонятным образом «прилипшая» к Летти, неведомо где и как прячущаяся, оставляла темной послушнице небольшой выбор. Точнее, не оставляла его вообще.
Сейчас Летти могла жить только здесь, на планете Монастырь, в монастыре «Спасение Страждущих». То ли сама обстановка умиротворения и покоя, то ли присутствие в окружении девушки большого количества экзорцистов вынуждали тварюшку сидеть тихо. Но было понятно, что все это до поры до времени.
— Ох, Лайона, — встрепенулась тем временем хозяйка кельи. — Что-то мы все о грустном да о страшном. Давай, может, о чем-то более веселом поговорим?
— Давай! — согласилась Лайона.
Ей и самой хотелось развеселить и взбодрить поникшую подругу. Так что следующий час прошел в разговорах о том, где удалось побывать и что удалось повидать каждой из девушек. Затем разговор перешел на книги, и подруги стали составлять рейтинг самых любимых книг друг друга. Тех, которые они перечитывали хотя бы дважды.
А потом Лайона взглянула на часы и заторопилась к себе. Время близилось к десяти часам вечера, а это означало, что скоро в ее домике раздастся сигнал головизора: Валлиан обычно звонил жене в это время, чтобы пообщаться с ней, прежде чем она уляжется спать.
Пять лет до заговора на Левконии
Мир Эухарис
Помещение, в котором находился Доминик, не походило ни на зал торжественных заседаний, ни на один из величественных приделов в храме Истинного Знания. Самый обычный кабинет в каком-нибудь офисе: оштукатуренные бледные стены, клетчатые навесные потолки, отделанный немаркой плиткой пол. Не хватало лишь стеклопластиковых перегородок и столов, нагруженных офисной техникой, да десятка клерков в деловых костюмах.
В помещении было практически пусто: у трех стен из четырех приютились трехместные металлические скамьи синего цвета с неудобными сиденьями и спинками, а в центре кабинета разместилась одна-единственная стойка, напоминающая компьютерный терминал со спящим монитором. Которым, по сути, и являлась. Трудно было поверить, что Зал Несогласия выглядит настолько обыденно и даже скучно.
