Книга Хозяин жизни - Надежда Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мы зависаем над консолью авто, когда между нами остаются считанные сантиметры. Вот сейчас, еще секунда и он накроет мой рот своим. Но Дусманис смотрит за меня, будто почувствовав, что за нами наблюдают.
— Тебя ждут, — резко отстраняясь.
Оборачиваюсь, смотрю в окно. Там, посреди стоянки, замерла Катька с открытым ртом. Она стоит с упавшей с плеча сумкой и просто смотрит на нас. Она забыла о приличиях, а я вдруг вспоминаю, что замужем и, вылетев пулей из машины своего свекра, хлопаю от души дверью.
— Машка, ты просто красавица, моя красавица, — зарывается носом в распущенные волосы, прижимая меня к себе, муж.
Его рука покоится на моей талии, а я чувствую очередной укол совести. Да уж, сегодня я расстаралась. Посетила салон и сейчас мои волосы выглядят просто шикарно, как никогда прежде. Они блестят яркой медью и закрывают половину спины шелковистой волной. В салоне мне сделали макияж. На мне коротенькое цветастое платье, а еще блестящие босоножки на высоком каблуке, которые делают мои ноги зрительно длиннее и стройнее. Но все это я сделала не для него. Сегодня вечер Азалии и именно она будет блистать на сцене, петь свои песни и получать корзины цветов в подарок. Она и так очень привлекательная, а сегодня затмит всех. И мне жизненно необходимо выглядеть хорошо. Не спрашивайте для чего, я сама не знаю.
Густой цвет прожектора окрашивает лицо Артура в синий, и я улыбаюсь мужу. А сама верчу головой, в поисках того, на кого я даже смотреть не имею права.
— Кого-то ждешь? — спрашивает Артур, пригубив золотистую чайного цвета жидкость.
Сегодня мой муж «идет во все тяжкие» и пьет виски.
— Катьку же Азалия тоже пригласила, — снова вру, не краснея.
Катька-то конечно должна прийти, но выглядываю я совсем не ее, хотя стараюсь этого не делать. Оно само как-то получается. Артур сегодня одет в белую рубашку и черные брюки. Выглядит он нарядно. Но его внешний вид у меня вызывает стойкую ассоциацию со школьником на выпускном балу.
Катька таки приходит, и мы заказываем яркие пьяные коктейли.
Спустя десять минут несмешных исторических шуток, Артур замечает каких-то знакомых отца и оставляет нас с подругой наедине.
— Теперь я понимаю, что ты говорила правду о том, что Дусманис позвал тебя в машину обсудить ситуацию с блогом сына, — подруга довольно красноречиво указывает подбородком в сторону входной двери в зал, где стоит отец моего мужа с огромным букетом красных роз.
Вижу этого шикарного мужика с цветами «не для меня» и выкидываю трубочку, выпивая чертов коктейль залпом. По телу тут же разливается алкогольное тепло. Руки и ноги становятся ватными, немея под влиянием градусов.
Артур замечает отца и, проталкиваясь сквозь толпу, пожимает ему руку. Алкоголь делает мои чувства острее. Я не хочу туда смотреть, но не могу с собой справиться. Перекинувшись парочкой слов, отец с сыном расстаются. Дусманис садится за вип-столик с кожаными диванами, кладет руку на спинку и, вальяжно попивая виски, следит за тем, что творится на сцене. А мне хочется удавиться, потому что он окидывает зал небрежным взглядом и, мельком взглянув на меня, просто опускает голову в знак приветствия. Этот кивок, он как пощечина, очень хорошо отрезвляет. Я уже жалею, что притащилась сюда, что готовилась и нарядилась. Мне хочется поехать домой и спрятаться под одеяло.
Азалия поет очень хорошо. И от этого еще обиднее. На сцене она напоминает Джессику Рэббит — персонаж нуар-романа «Кто подставил кролика Роджера?». Ярко-красное платье в пол с огромным вырезом до самого верха бедра, декольте с пышной грудью, которую ничего не держит, узкие сиреневые перчатки выше локтя, волна рыжих блестящих волос, элегантно закрывающих половину лица, туфли на какой-то абсолютно запредельной шпильке и зеленые глаза, яркость которых заметна мне даже у бара. Она обнимает стойку ретро-микрофона, с такой изящной страстью, будто планирует заняться с ней любовью. Соперничать с ней может только идиотка.
Концерт длится недолго, видимо, пока что у девушки Дусманиса не слишком богатый репертуар. До меня неожиданно доходит, что Азалия — это сценический псевдоним, а по паспорту она, скорее всего, какая-нибудь Анна или Анжела.
Дальше вечер превращается в настоящий ад. Коктейли кажутся горькими, а разговоры невероятно раздражающими, потому что Азалия спускается в зал и получает своей букет. Она визжит, как гребанная свинка. И уж не знаю, кто кого пригласил, но Дусманис и его телочка идут танцевать. И этот танец под модную романтическую мелодию становится для меня настоящей пыткой. Будто в меня вогнали большую иглу для сбора анализов из вены, но последнюю никак не могут нащупать, и ковыряются там, приговаривая: «Еще чуть-чуть, уже почти».
Я стою возле фуршетного стола с закусками, слушаю мужа с его извечным нытьем про слишком темные рольшторы на кухне, и наблюдаю за тем, как Азалия, развернувшись к Дусманису спиной, плавно двигается, потираясь об него всем телом. А он переплетает их пальцы, и когда она приподнимается, чтобы задницей потереться о его пах, он слегка нагибает ее, обнимая под грудью. Затем эти волнообразные движения повторяются. Он то притягивает ее, то толкает и крутит, то она скользит по нему вниз. При этом она довольно хихикает, а он улыбается. Как я ревную. Я так ревную, что готова сжевать свою губу до крови. И я смотрю. Как же я смотрю на них, буквально прожигая в их двигающихся телах дыру.
Желая хоть немного расслабиться и пережить этот жгучий приступ ревности, я направляюсь в туалет. К моему удивлению, там никого не оказывается. Взявшись за край мойки, я смотрю на себя в зеркало, дышу громко и часто, и все равно сгораю от ревности. Они там, в зале, ему плевать, что я тоже тут, он, самый шикарный мужик из всех мне известных, предпочел ее, а не меня. Здравый смысл и логика здесь ни причем. Я так ревную, что аж зубы сводит.
Выхожу из туалета и торможу на лестнице. Я не могу туда просто вернуться и снова смотреть на них — это выше моих сил. Приклеившись к темному окну взглядом, я застываю на междуэтажном марше. Скрещиваю руки на груди, пытаясь успокоиться. Но судьба снова потешается надо мной, потому что как раз в этот момент по лестнице вниз спускается Дусманис и, бросив мне легкую, вежливую полуулыбку, скрывается за дверью с писающим мальчиком. И мне бы свалить отсюда, сбежать из клуба, вернуться домой, но я сжимаю перила лестницы. И гонимая адреналином и небольшой, но все же крепкой порцией алкоголя, готовлю пламенную речь.
— Здравствуйте, — первая выдаю Дусманису, когда он выходит из туалета и движется по коридору в мою сторону, длинными пальцами раздвигая кисеи — струящиеся занавеси из подвесок.
На этом моя храбрость заканчивается, снова начинаю краснеть, обнимаю себя за плечи, потому что не знаю, куда деть руки.
— Привет, — непринужденно отвечает отец моего мужа и даже слегка улыбается.
Между нами пауза повисает. Не то, чтобы неловкая, скорее глубокая и тягучая. В глаза ему смотрю и такое ощущение, будто по телу ткань шелковая скользит.
