Книга Льды Ктулху - Александр Лидин

— Ну что, готов? — спросил батька.

Василий кивнул.

— Интересно, сколько их там?

— Не больше пяти и, как говорится, все наши… Точно готов? Пошли!

Василий пинком распахнул дверь и кувырком влетел в сарай. Открывшаяся картина была вовсе не той, что он ожидал увидеть. Сарай освещало несколько фонарей. На земле лежал Хозяин и, похоже, он был мертв. Обнаженный по пояс Федот висел, привязанный за руки к одной из перекладин, и над ним «работала» пара япошек. Еще трое столпилось у ворот, ведущих во двор, — видимо, наблюдали за шогготами во дворе.

Раз, два. Оба ножа нашли цель. Один впился в спину стоящего у ворот, второй в спину того, что был рядом с Федотом. После чего, выхватив нож из-за голенища, Василий прыгнул на второго мучителя, оставив батьке тех, что стояли у ворот. Однако расстояние оказалось слишком большим, а японец слишком проворным. Он успел отскочить, и нож Василия просвистел в пустоте. Мгновение, и японец выхватил катану. Удар, и Василий едва успел увернуться. Похоже, противник ему попался опытный. Еще удар, и кончик острого, как бритва, клинка рассек правый рукав куртки, сильно порезав предплечье. Василий почувствовал, как набухает от крови рукав и ручка охотничьего ножа становится скользкой от крови. Еще один выпад. Василию вновь с трудом удалось избежать клинка. А потом самурай неожиданно замер. Глаза его округлились, вылезли из орбит от удивления, а из груди его вырос клинок с рукояткой в виде шара. Василий обернулся. У ворот сарая лежало три тела, а рядом с одним клинком в руке замер батька. Отличный бросок. Тем не менее, времени для выражения благодарности не было. Шогготы могли в любой момент «очнуться» и отправиться в обратный путь. И заглянут ли они в сарай или нет, одному Богу известно.

Не обращая внимания на порез, Василий бросился к лесовику. Судя по всему, японцы хорошенько над ним «поработали». Федот был без сознания, и все тело в кровоподтеках, правый глаз заплыл.

— Эк они его, — вздохнул Василий. — И когда только успели?

Батька только хмыкнул.

— Посмотри второго, а я займусь твоим приятелем, — приказал он. Но Хозяину уже ничем нельзя было помочь.

Осмотрев раны Федота, батька помог Василию запереть ворота сарая и забаррикадировать дверь, ведущую в дом, после чего вновь вернулся к раненому и, выудив несколько склянок из своего бездонного мешка, начал обрабатывать раны.

— Надо поставить его на ноги, чтобы вы уйти успели, когда я пойду ворота закрывать.

— А разве… — начал было Василий.

— Ты помни, у тебя пакет, а у меня тут свои дела.

Пакет! Японцы… шогготы… Василий совершенно о нем забыл. Где же пакет? Метнувшись, Василий обшарил тела поверженных врагов. Ни у одного из них пакета не было, значит, Федот успел его спрятать. Только где?

— Нашел?

— Скорее всего, Федот его спрятал.

— Ну, придет в себя, расскажет. Давай-ка я твою руку посмотрю.

— Пустое, — отмахнулся Василий. — На мне все, как на собаке…

— Давай, снимай куртку, пес бродячий, — приказал батька. — А то заразу какую получишь.

Рана оказалась много хуже, чем Василий подозревал. Перетянув руку жгутом, батька протянул Василию небольшую палочку.

— Зажми зубами. Так легче будет…

— Нет, — покачал головой Василий. — Я выдержу.

— Ну смотри…

Батька сначала зашил рану, а потом наложил повязку с мазями. Боль была страшной, но Василий терпел, крепко зажмурившись.

— Молодец, Василек, ни разу не крикнул. Что ж, теперь ты должен мне помочь.

Ловким движением руки батька стянул волосы на затылке в толстый хвост, а потом достал из мешка старинную книгу, баночки с тушью и кисти.

— Надо перенести часть этого письма мне на тело. Помнишь, как это делается?.. Эти древние заклятия защитят меня от шогготов, а то, боюсь, моих клинков не хватит.

Василий тяжело вздохнул.

— Но я…

— Постарайся скопировать знаки точно, от этого зависит моя жизнь, — и, скинув шинель, а потом гимнастерку, батька подставил Василию спину.

Тот осторожно взял пузырек с краской, открыл, понюхал. Краска, без сомнения, была на спиртовой основе.

— Я тебя не пить чернила, а скопировать знаки просил, — фыркнул батька.

Василий вздохнул. Последний раз он занимался этим много лет назад. Тем не менее, сжав покрепче кисточку, Василий начал наносить рисунок, то и дело поглядывая в книгу. Он старался изо всех сил, пот заливал ему глаза, и в какой-то момент ему начало казаться, что значки, которые он наносит на кожу батьки, живые. Стоило Василию закончить рисовать очередной знак, как тот начинал жить собственной жизнью, начинал трепетать, словно старался сорваться с тела.

Василию казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он закончил. Когда же батька Григорий поднялся, Василий заметил, насколько тот хорошо сложен. Казалось, годы не властны над этим человеком. В этот миг батька Григорий напоминал античного героя, рельефные мускулы и ни грамма жира. Таким Василию он и запомнился. Словно воин древности, батька Григорий вооружился своими клинками и, поигрывая ими, прошел к воротам сарая. Через щель выглянув во двор, он тяжело вздохнул, а потом вновь повернулся к Василию:

— Что ж, шогготы очухались, подались к себе, добычу переваривать, да и мне пора. А вы, когда твой товарищ в себя придет, берите руки в ноги, ваш пакет в зубы и бегите отсюда. И советую… советую забыть все, что тут произошло. Властям об этом знать не стоит, а то наделают глупостей, потом не расхлебаешь.

Василий кивнул. Несмотря на то, что он с батькой был по разные стороны баррикад, стоило поступить так, как тот говорил, особенно если дело касалось колдовских дел. В этом Василий убедился еще тогда, в далеком девятнадцатом…

Глава 5 ЗОВ КТУЛХУ [1938]

…И вдруг, над белыми утесами взмывая,

Сверкают крыльями в просторах голубых,

Кого-то жалобно и звонко призывая.

И. Бунин. «На острове»

Огромное помещение. Оно простиралось насколько хватало глаз, и тем не менее пространство казалось крошечным, замкнутым. Пол — камень, отполированный до зеркального блеска, — сверкал в свете факела — единственного источника света. Больше всего Василий боялся, что этот факел потухнет, что налетит сильный ветер, полыхнет последний раз огонь, а потом будет кругом лишь маслянистая мгла. На мгновение Василий оглянулся. Нет, никого рядом не было, и шаги его грохотом отзывались в этом пустом зале, затерянном в пространстве и во времени.

Пока Василий рассуждал, ноги сами несли его вперед, все дальше и дальше от спасительного входа-выхода. Или не существовало никакого входа — выхода, а был только зал — бескрайний зал.

Неожиданно впереди сгустились тени. Там возвышалось что-то большое… нет, огромное… гигантская скульптура. Трон, на котором восседал… восседал… В скудном свете факела нельзя было хорошо рассмотреть гигантскую скульптуру, — Василий видел лишь колени сидящего гиганта. Торс, голова, руки — все скрывалось во тьме. Однако и этой части скульптуры оказалось достаточно. Фигура была не просто омерзительна, она была богопротивна, противоречила всем законам человеческой логики. При этом невозможно было понять, откуда возникает это ощущение… И одновременно она привлекала, не давала отвести взгляд, гипнотизировала. Но в чем причина такого странного воздействия — в мастерстве неведомого скульптора или в самом камне — странном зеленоватом полупрозрачном камне, увитом розовыми прожилками?