Книга Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов

– Можно найти.

Кузьма взглянул на Вольгу в упор.

– Истукан был очень большой. В несколько раз выше тех каменных баб, что расставлены по степным курганам. Не думаю, что таких много. Возможно, вообще единственный. Я историк и кое-что в этом понимаю. Расспросить купцов…

– Где их сейчас найдешь?

– Найдем. Кому война, кому мать родна! Есть здесь негласная договоренность: купцов, кто давно через Поле ходит, регулярная армия не трогает. Всем нужны посредники, переносчики важных сведений, деловых предложений. Захваченных рабов тоже кому-то продавать нужно… Списки пленных с суммами выкупа кто на Русь привез? Будут купцы.

– Нас возьмут с собой!

– Пока идет война… – вздохнул Вольга. За столом надолго воцарилось молчание.

– Одного не могу понять, – медленно произнес Кузьма. – Как мы, взрослые мужики, солидные люди на все это подписались? Какого хрена залезли в волчьи шкуры? Ладно, ты – тебе после Горки очень хотелось попробовать, все приставал ко мне с расспросами. Но я-то, уже наполовину седой, отец двоих детей…

– Мы спасали ребенка.

– А кто теперь спасет моих детей?! – окрысился Кузьма. – Кто их защитит, вырастит, воспитает? Президент? Сомневаюсь, что он вообще хоть знает о нашем существовании! Кто мы такие? Гражданские лица, работающие по разовому контракту! Контракт к тому же является секретным, поэтому на руки выдан не был. Думаешь, родственникам заплатят хоть копейку, уже не говоря о том, чтобы искать нас? Зачем? Так проще: успех операции записывается на счет офицеров спецслужбы, деньги, что предназначались нам, экономятся, или, скорее всего, выплачиваются непричастным. Все довольны и смеются. А я ношу холщовые порты, – Кузьма задрал подол рубахи, демонстрируя, – которые держатся на шнурке под названием "гашник". Теперь я знаю, где у мужиков в двенадцатом веке был загашник. Спасибо! – Он схватил со стола свою чашу и залпом выпил. Закусывать не стал – сморщился и шумно втянул ноздрями воздух. Вольга последовал его примеру.

– Все-таки я думаю, – сказал, вертя в руках чашу, – что если ты отказался бы, и девочка погибла, ты не простил себе этого до гробовой доски. Я бы точно не простил.

– Уверен? – сердито спросил Кузьма.

– Уверен.

– Счастливый человек, – вздохнул Кузьма. – Я вот ни в чем не уверен. Утром просыпаюсь, кажется: сон! Потом трону деревянную стену… Выть хочется! В детстве читал исторические романы, мечтал: вот бы мне туда попасть! Я же умный, много знаю, сколько бы всего хорошего для предков необразованных сделал! Ага… Кому здесь нужно мое высшее филологическое образование? Ты должен быть сильным и умелым, молодым и здоровым. Тогда может, заработаешь на кусок хлеба. А соображают они лучше нашего. Тот же Людота…

– Не прибедняйся! Здесь ты хирург.

– Великий труд рану зашить или ногу оттяпать? Меня спасает их фантастический иммунитет: здесь же никого не вакцинировали и никто не пробовал антибиотиков! Даже аспирина…

– Что-то у тебя все же есть, – сказал Вольга, поднимая чашу.

– Помогает, – согласился Кузьма. – Особенно для анестезии. Дашь ему чару, а потом режешь. Терпят. Только ругаются.

– Матами?

– Нет здесь матов. Еще не завезли. "Сучий выблядок", "уд коний"…

– Какой еще уд?

– От которого произошло "удовольствие", а также "удочка". Не слышал разве?

– Случая не было.

– Ни одной женщины?

– Когда и где? Я на войне. А у тебя?

– Тоже самое. И без войны. Марфуша – ребенок, Меланья… Меня здесь все боятся. Хорт. Оборотень по-нашему.

– А если не боялись?

– Если да кабы… Во дворе росли грибы.

– Злой ты!

– Озлишься… Все как в тумане. Неясно: что и как.

– Кое-что ясно.

– А именно?

– Я все-таки историк, хоть и по недоразумению. И чем эта бодяга кончится, знаю. В лето шесть тысяч шестьсот девяносто третье от сотворения мира (по-нашему, тысяча сто восемьдесят пятый год) пришед окаянный, безбожный и треклятый Кончак на Русь…

– А далее?

– И отошед восвояси. Отобьемся!

– Сколько душ за это положим?

– Летописи об этом умалчивают. Зато князь Игорь сбежит из плена.

– Когда?

– Историки об этом до сих пор спорят. Или этим летом, или будущим. Возможно, через одно.

– Спасибо тебе сердечное! За точное предсказание.

– На здоровье! – Вольга взял со стола баклагу, наполнил чаши. – Давай выпьем, Кузьма! За то, чтобы мы с не пропали!

Кузьма молча поднял свою чашу.

– Завидую я твоей уверенности, – сказал, заедая медовую малосольным огурцом. – Что касается тысяча сто восемьдесят пятого года. Основные события я тоже знаю. Читал. Но ты уверен, что с нашим появлением история будет развиваться в том же направлении? Что ничего не изменится? В юности я любил фантастику. Самый распространенный сюжет: человек проникает в прошлое, что-то там делает – и будущее меняется.

– Это литература.

– А мы с тобой?

– Это реальность, – согласился Вольга. – Которая, однако, не означает, она в состоянии изменить ход истории. Прости, но мне кажется, что истории на нас наплевать. В двадцать первом веке пропали бесследно два мужика. И что? Их десятки тысяч каждый год пропадает, многих так и не находят. В двенадцатом веке двое прибавилось. История это заметит? Сомневаюсь. Я убил шестерых половцев и, дай Бог, еще убью – что с этого? Они тысячами гибнут здесь каждый год. Русские люди тысячами мрут от болезней, ран, голода, наконец. Это сильно тревожит историю или возмущает ход времени? Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь роль личности, и своей, в частности.

– Тебе бы лекции в Сорбонне читать!

– Даст Бог – буду!

– Что предлагаешь?

– Прогоним половцев, будем думать, – предложил Вольга. – Пока надо набег отбить.

– Как? – в очередной раз вздохнул Кузьма. – У меня нет автомата Калашникова и ящика патронов. У меня и там автомата не было.

– А порох сделать?

– Рецепт помнишь, историк?

– Ну… Греческий огонь: шесть частей селитры, одна часть серы и еще одна – древесного угля.

– Почти правильно. Семьдесят пять процентов селитры, серу и уголь можно поровну. Уголь желательно ивовый. Смолоть все на шаровой мельнице (шары из бронзы – не дай Бог искра!). У меня отец был охотником, в советские времена было трудно с порохом, сами делали. Угля здесь навалом, сера есть, а где взять селитру? Да еще калийную, натриевая не годится – после намокания не горит. Это у нас селитра каждом магазине для дачников – удобрение. Кроме того, – развел руками Кузьма, – если сделать порох, то как его использовать? Пушки лить еще не научились, пищаль даже Людота не скует. А если бы и сковал – толку! Здешние составные луки бьют дальше и сильнее. Огнестрельное оружие в свое время вытеснило луки не потому, что эффективнее. Лучника обучить сложнее, и не каждому дано… Разве что гранаты самодельные порохом набивать? Как в петровские времена. Поджечь фитиль, размахнуться…