Книга Целительница моей души - Оксана Чекменёва

— У балкона есть навес?

— У всего балкона — нет. Но Эррол находится под специальным зонтом, чтобы солнце не попало ему на кожу.

— Почему?

— Целители считают, что для него это вредно.

— Глупость какая! Может, для травмированной кожи это и было вредно поначалу, но лицо-то у него не пострадало, его-то зачем прятать? Без солнца чахнут и растения, и люди. Εсли бы человеку солнце было вредно, он жил бы под землёй.

— То есть, вы считаете, что магистры медицины ошибаются?

— Ммм… Скажем так — они перестраховываются. И если сейчас вынести вашего сына под прямые лучи солнца — он просто обгорит. И не потому, что болен — просто потому, что его кожа отвыкла, словно у узника в подземелье. Начинать нужно с малого — выходить на солнце рано утром и вечером, когда оно низко над горизонтом. Но совсем без солнца нельзя.

— Вы считаете? Вы уверены? — он снова повернулся, заставив мою руку соскользнуть с лопатки на плечо.

— Как скоро после ранения вы вышли на улицу? — я взглянула на его щёку, где находилась розовая полоса новой кожи, сейчас невидимая под распущенными волосами.

— Как только физически смог это сделать, — этот ответ сказал мне чуть больше, чем планировал мой собеседник. Потому что это означало, что пострадал он намного сильнее, чем от тех ожогов, что я видела. И ведь он упоминал, что у Эррола были и другие ожоги, от которых его вылечили, значит, и у него тоже. — Вы правы. Мне и самому не очень нравилось, что ребёнок не бывает на солнце, но я верил целителям.

— Поверьте себе, — предложила я.

— Так и сделаю.

Уходя, он поцеловал мне руку. Точнее — кулак, в который сам же и зажал монеты.

Он ушёл, а я смотрела на то место, где исчез портал, и отчего-то размышляла — мыть теперь руку или не мыть?

Встретив следующим вечером всю четвёрку в коридоре, я махнула рукой, зовя за собой:

— Идёмте.

За мной пошли. С удивлёнными лицами, но пошли. Пройдя пустующую кухню, мы оказались на заднем дворе, где на крыльце стояли два кресла из кабинета, а рядом — две табуретки, на которые я махнула рукой сопровождающим.

— Можете располагаться здесь, или в приёмной, или можете погулять по саду. А вы садитесь вот сюда, — это уже пациентам. — Эррол, вчера ты хотел смотреть в окно, но окон в той комнате нет. И я подумала, что это ведь лучше окна, верно?

— Верно, — мальчик с любопытством осматривался, впрочем, как и взрослые. — Мне тут нравится. Красиво и вкусно пахнет.

— Действительно, очень красиво, — Арбен взял табурет и переставил ближе к розам, где и уселся с явным удовольствием на лице.

Хмурый Миллард цепко оглядел весь двор, заглянул за сарай, прошёлся до калитки, внимательно осмотрел засов, который в этот выходной установил Ρин, повесив на калитку звонок с другой мелодией, чтобы было понятно, в приёмную звонят или со двора. Ему не понравилось, что после того, как был расчищен проход, этой калиткой мог воспользоваться кто угодно, когда дома лишь женщина и дети, вот и озаботился нашей безопасностью.

Не обнаружив ничего подозрительного, Миллард так и остался в дальнем конце двора, табуретку не взял, ну да пусть стоит, это его ноги, мне не жалко.

— А где ваши дети? — поинтересовался брюнет, когда я занялась локтём малыша.

— Наверху, уроки делают. Не волнуйтесь, я им всё объяснила, они не станут выходить.

Дети и правда прониклись. Когда я сказала, что у меня маленький пациент, которому сложно высидеть долгое лечение в комнате без окон, Бейл воскликнул:

— Бедный! Я бы и сам не высидел!

А остальные дети дали парочку дельных советов, чем можно развлечь малыша, когда ему наскучит просто сидеть, пусть даже и с видом на сад.

— У тебя есть дети? — заинтересовался Эррол. — Много?

— Четверо, — с улыбкой ответила я ему и, решив, что за разговором время пролетит быстрее, рассказала о своих младшеньких — сколько им лет, как кого зовут, у кого какая магия, и о том, что недавно они стали ходить в школу. Про магию Ронта я не стала говорить подробно, просто сказала, что он может определять испорченные продукты и некачественные вещи, это и так заставило окружающих удивлённо приподнять брови. Менталисты не были такой уж редкостью, но специализации у них были разные, какие-то встречались чаще, какие-то реже, и, похоже, о чём-то подобном мои гости не слышали.

Я постаралась вспомнить какие-то забавные случаи из жизни детей. Эррол слушал меня, едва ли не раскрыв рот.

— И они все друг с другом играют, да? — уточнил он, а потом тяжело вздохнул. — Как им повезло. А Рейни со мной не играет. Говорит, что у него много дел, что ему некогда. А раньше играл. Когда я ещё мог бегать…

— Сынок, просто теперь у Рейнарда прибавилось уроков, его магия за это время выросла, ею нужно учиться управлять, а с каждым годом это всё сложнее. Вот почему он так редко к тебе заходит.

— Нет, — мальчик набычился и выпятил губу. — Рейни просто со мной скучно, потому что я только лежу.

— Скоро ты снова сможешь ходить, — пообещала я, изо всех сил удерживаясь, чтобы не спросить, кто такой этот Рейни-Рейнард.

Брат, кузен, дядя? Или просто друг, которому стало неинтересно с тем, с кем больше нельзя играть как прежде? Ничего, малыш, вот выздоровеешь — и заведёшь себе сколько угодно новых друзей.

— Правда, смогу? — эти тёмные глазёнки, так странно смотрящиеся в сочетании со светлой кожей и волосами, казалось, заглядывали мне в душу.

— Правда. Твой папа показывал тебе свою руку?

— Да. Он сказал, что и с моей так будет. И с ногами тоже. Но целители говорили, что я никогда не смогу ходить.

— Они так тебе сказали? — нахмурился брюнет, всё это время молча слушавший наш разговор.

— Не мне. Я просто слышал. Они думали, что я сплю, и друг с другом говорили. А я не спал и слышал.

— Ты будешь ходить, — вновь заверила я малыша. — Но многое зависит и от тебя тоже, не только от целителей.

— От меня? — на меня взглянули очень удивлённо.

— Твои ноги изранены — и это я исправлю. Но за то время, что ты не мог на них вставать, они очень ослабли и разучились ходить, — я старалась честно всё объяснить ребёнку, который, похоже, мог узнать правду о себе, лишь подслушав её, а это неправильно. — И вот здесь уже всё будет зависеть от тебя — готов ли ты стараться и заново учиться ходить, готов ли к тому, что поначалу у тебя не будет получаться, что придётся, как когда-то в детстве, делать это вновь и вновь. Я дам тебе здоровые ноги, но сможешь ли ты ими пользоваться — зависит только от тебя самого.

Эррол внимательно выслушал меня, нахмурился, обдумывая то, что я сказала. И это меня порадовало. Он не кинулся сразу меня заверять, что, мол, конечно, же, он всё сумеет и всё сделает — легко дать обещание, сложно его сдержать, особенно ребёнку. Но Эррол думал, покусывая губу, и не торопился с ответом.