Книга Десять миллионов Красного Опоссума - Луи Буссенар

Неудивительно, что подобное необыкновенное животное перевернуло вверх дном всю ученую классификацию и поставило в тупик самых ярых зоологов. В самом деле, где, в каком животном отряде, поместить его? Как назвать? Птицею? Но оно не летает, имеет четыре ноги и кормит своих детенышей грудью. Назвать четвероногим? Но этому мешают его утиные лапы и клюв; кроме того, оно несет яйца. Эти вопросы долго оставались неразрешенными. Ученые спорили, выходили из себя, но ни на шаг не подвинули вопроса вперед. Отчаявшись, наконец, прийти к какому-нибудь определенному решению, бедные «мученики науки» торжественно объявили было, что такого животного не существует. Однако, когда им показали его, они принуждены были отказаться от своего заявления. Опять поднялись горячие прения. Стали подыскивать подходящее место для утконоса и после долгих пререканий решили поместить его между млекопитающими и птицами, как связующее звено. Старая пословица «natura non fecit saltum» (природа не делает скачков) таким образом еще раз блистательно подтвердилась.

Поблагодарив канадца за труды, я взял драгоценную добычу и заботливо отнес в лагерь, где снял с утконоса шкуру и приготовил чучело. Мясо же, в соединении с прочею настрелянною нами дичью, пошло на обед, который показался нам необыкновенно вкусным, так как весь караван трое суток питался одною сушеною говядиною.

– Двадцать три с половиной градуса южной широты и сто тридцать пять градусов восточной долготы! – вскричал майор, произведя вычисления. – Господа, мы переходим через тропик Козерога.

– Благодарю вас, майор, – произнес Кроули, развалившийся под полотняным навесом. – Хронометр показывает теперь полдень, не правда ли? Мы идем с трех часов утра, значит, прошли за это время верст тридцать – тридцать пять?

– Совершенно верно, – отвечал старый офицер. – Благодаря Богу, мы значительно сократили расстояние, отделяющее нас от цели экспедиции.

– И, к счастью, без помех.

– С вашего позволения, лейтенант, – вставил свое слово Кирилл, бывший большим формалистом относительно военной дисциплины, – мне думается, что, если и впредь на каждом шагу будут встречаться негры с их каменными топорами, наша прогулка окажется не из приятных.

– Я вполне разделяю ваше мнение, мой милый охотник. Меня и теперь пробирает дрожь при воспоминании о стычке с неграми, как вы называете их. By God! Было времечко!

– А жаль бедных малых. Нужно дойти до крайней степени отупения, чтобы нападать на таких людей, как мы, которые не желают обидеть даже мухи.

– Ах, как эти французы чувствительны! Поймите, мой друг, что когда готовят яичницу, то всегда прежде бьют яйца. По-моему, лучше убить всех черных демонов, которые будут стоять на нашей дороге, чем самим быть убитыми ими.

– Чувствителен! – проворчал мой товарищ. – Вы говорите, что я чувствителен?

– Да, да, – с улыбкою отвечал мичман. – Вы колеблетесь порядком наказать арабов, тормозящих вашу колонизацию в Алжире. Каледонские канаки съедают у вас целые капральства, а вы, вместо сурового возмездия, ограничиваетесь одними переговорами с этими дикарями.

– Постойте, мой лейтенант, я желаю лучше подавиться хлебом, чем кушать его, если хоть одно хлебное зерно взошло на крови моего ближнего.

– Мой храбрый друг, я думаю, что вы не считаете своими ближними этих зверей, потерявших человеческий образ? Их, как вредных животных, нужно как можно больше истреблять.

– Но их голод гонит на разбой. Если бы они не были голодны, то не стали бы останавливать мирных путешественников.

– Вы не верите мне! Хорошо, я постараюсь убедить вас. При виде бенгальского тигра вы ведь не протягиваете ему кусок сахара, чтобы приручить его? Нет? Не правда ли? Вы ведь немедленно пускаете ему в пасть добрую пулю? А так как здешние туземцы ничем не отличаются от кровожадных животных, то нужно и с ними обходиться так же.

– Нет, что ни говорите, я желаю остаться лучше… чувствительным, – закончил задумчиво Кирилл.

– Вы правы, мой милый, – вмешался Робертс. – Благодаря заботам нашего друга мы встали на ноги. Триста верст пройдено нами с того печального дня, который едва не сделался последним в нашей жизни. Еще неделя, и мы будем у цели нашего путешествия. Забудем же об этом кошмаре и простим несчастным.

– Ну, нет, Робертс, – протянул Кроули, – я не согласен с вами!

Молодой мичман удивительно олицетворял в себе тех английских филантропов, которые восстают против торговли неграми и поощряют переселение китайских кули; состоят членами обществ трезвости и ведут в колоссальных размерах торговлю опием и спиртом; наконец, которые трактуют об улучшении участи каторжников и не дают свободно вздохнуть туземцам своих многочисленных колоний.

Напротив, Кирилл был благодарен без расчета, храбр по инстинктивному чувству и добр по природе.

Англичанин был истинный британский патриот, любивший свое отечество до фанатизма, но ограничивавший эту любовь только тем местом, где развевается британский флаг.

Француз, не колеблясь и не размышляя, распространял свою любовь на всех обитателей земли.

Разговор пресекся, и каждый почувствовал, как сладкое оцепенение овладевает его членами. Воздух дышал жаром. Наконец, никто не мог совладать с собой, и все легли в тени. Одни часовые, опершись на ружья, старались бороться с охватывающею их дремотой.

Едва прошло после этого с час времени, как наши собаки, лежавшие спокойно на земле, вдруг поднялись с глухим жалобным лаем.

Мы одним мигом вскочили от сна.

– Тише, Брико, Мирадор, Равод! Что вы нашли? – кричу я.

Но мои ищейки точно взбесились: дрожат, заливаются лаем и, наконец, оборвав привязи, мчатся вперед. Мы хватаем оружие и готовимся отразить таинственного врага. Проходит десять минут. Лай собак, начавший было теряться в отделении, вдруг переходит в жалобные визги, и скорее, чем можно ожидать, перед нашими глазами появляются наши ищейки с окровавленными боками, разодранными ушами и искусанными мордами. Прибежав к нам, они с визгом бросились к нашим ногам. Мы не успели разглядеть их раны, как за ними показались и враги.

Вот они! До нас донесся странный шум, похожий на кишение саранчи. Через секунду у нас зарябило в глазах от бесчисленной серой массы, стрелой летевшей на нас. Зелень темнела под ногами едва заметных четвероногих, трава вытаптывалась, почва исчезала под их шкурами.

Это крысы. Откуда они пришли? Что дало толчок к этому колоссальному переселению? Каким роком они очутились на дороге переселенцев? Вопросы, неразрешимые теперь. Время летит. Наша провизия, наши животные и сами мы подвергаемся новой страшной опасности – по кусочкам быть пожранными кровожадными крысами. Но таких маленьких зверьков, как крысы, всегда можно отразить оружием, может быть, скажет кто-нибудь. Так, без сомнения, если их несколько сотен. А когда передовая колонна врагов тянется в ширину на триста сажен, когда число отвратительных зверей считается миллиардами, – лучшее средство – бежать от них.