Книга Создатель - Денис Калдаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А может, все островитяне – сумасшедшие, и мы лишь углубляем сумасшествие друг друга? Возможно, – решил он, – это наше проклятие. Создатель проклял нас за уныние. Уже пол-острова – больше десяти тысяч человек – стали слэпами».
На глаза попалось граффити: «Ты уникален!», ниже – черный крест, перечеркивающий слово «Слияние». Он чувствовал, что все сказанное Массивом является, по сути, коварным обманом. Остров наполнял убийственный фиолетовый, он плел вокруг Декарта матовую сеть, загоняя его в угол.
Вдруг он будто услышал чей-то голос. Но, может быть, ему просто послышалось?
– Верить в Создателя – значит верить в людей, – сказал этот голос.
«Уязвим! Вот что страшно».
По пути он отворачивался от прохожих, а придя на берег, стоял и впитывал музыку хмурого, пасмурного океана, и губы его шептали молитву. Перед ним обрушивалась на гальку свинцовая пена прибоя.
Он старался не глядеть на отвратительную полосу пестрого мусора, которую выплюнул на берег океан.
«Сначала был океан, одинокий и величественный, – вспомнил он строчку из заветов Маркуса. – В нем была Сила, а в ней – Жизнь. Волны, седые громады, – ранимы».
– О Элеонора, святая заступница, – взмолился Декарт, окунаясь в свой внутренний океан. – Когда же это закончится?
По дороге домой он зашел в бар. Внутри пахло дымом и чем-то кислым, перебродившим. Посетителей было немного, но все они громко спорили. С опаской оглядываясь, Декарт подошел к высокому, вращающемуся табурету.
– Голубого спирта, – сказал он.
Он вспомнил, как пил его после смерти сына. Тогда это здорово помогало. Должно помочь и теперь.
– Могу предложить фирменный коктейль, – сказал бармен, на ходу протирая тряпкой титановую поверхность стойки.
Его лицо покрывала сеть мелких красных капилляров. Из-под нависших бровей зеленели глаза.
– Спирта, – повторил Декарт.
Он скользнул взглядом по бармену и уставился в панорамное окно. По улице неслись вытянутые автокары.
На крайних в ряду табуретах, облокотившись о стойку, сидела молодая пара. Декарт скрестил руки на груди и коротко на них взглянул.
«Не слэпы, – мелькнула успокаивающая мысль. – Не похоже».
– Я не пойду, – с ожесточением сказала девушка. – Даже не уговаривай.
– Мир меняется, – ответил парень, одним глотком осушив стакан. – Этот сраный мир уже давно другой.
Что-то звякнуло.
Отвернувшись от окна, Декарт пристально рассматривал свою порцию спирта. В стакане кружились крошечные голубые завихрения. Он наблюдал за ними, пока они все не растворились. Затем достал из кармана черную таблетку, сунул ее в рот и запил спиртом.
В желудке разлился огонь, веки устало дрогнули.
– Всеобщая апатия! – воскликнул один из спорщиков. В его глазах смешались восторг и ужас. – Поэтому оно так популярно, Терх.
Декарт узнал его. Это был историк Карз, известный брахуровец. Многие годы он работал над своим многотомным трудом «Первые».
Второй спорщик оторвался от стакана и сказал:
– Возможно, это единственный выход для отчаявшихся, потерявших мотивацию. Тысячи желают вырваться из своей черепной коробки, увидеть мир глазами других, примкнуть к коллективному сознанию.
– Согласна, – донесся женский голос из угла бара. – Я слышала, это опыт, открывающий двери к всеобщей любви.
«Так говорила и Джулия», – подумал Декарт, проглотив последние капли спирта. Ему стало и смешно, и горько одновременно.
– Откуда ты можешь это знать? – с иронией спросил Карз. – Судишь по одежке? Или по их глазам?
Женщина хмыкнула и пожала плечами.
– У них имеются и высшие цели, – сказала она. – Их цель не экспансия, а глобальное счастье.
– Чувство единения, – продолжал второй. Он потягивал коктейль, и его кадык резво дергался. – Подобное могли отдаленно познать лишь фанаты диффербола или примитивной игры в футбол, о которой писали первые.
«Уже все обсуждают эту мерзость», – мелькнула у Декарта мысль.
– Это похоже на эпидемию тризги 1256 года. – Карз тараторил как заведенный. – Ты читал об этом, Терх? Она скосила половину населения Острова. А что потом? Мы пережили болезнь Ламмера, нас чуть не погубили технологии термоядерного синтеза, нейтринные генераторы, проклятые нанороботы, а теперь еще и это! Пришла беда, откуда не ждали! Неужели технология Слияния раз и навсегда уничтожит наш благоустроенный рай, нашу уникальную цивилизацию? Как мы могли это допустить?
– Еще раз говорю, – флегматично сказал Терх, – я не вижу в Слиянии ничего плохого. Это шаг вперед, но никак не назад.
– Я всю жизнь провел в поиске несостыковок, – продолжал Карз. – Брахур писал, что в доостровные времена было много народов и – что удивительно – религий. Теперь же есть только Остров. Почему же вокруг него ничего нет? Ответь мне, Терх.
– При чем тут его мифы? – не понял собеседник.
– А как насчет того, – Карз широко махнул рукой и чуть не уронил стакан, – что отношение длины окружности к диаметру невозможно вычислить точно? Так писали первые. А как учили нас? Они говорили, что оно равно числу, ограниченному, если не ошибаюсь, двенадцатым знаком после запятой… И даже Брахур…
– Да кто такой этот Брахур?! – не выдержала женщина. – Его и не существовало никогда! Сказочный персонаж, не более. Напридумывают глупостей, а потом такие, как вы, это анализируют, мозгами скрипят…
Историк Карз чуть не задохнулся от возмущения. Он вскинул руки, хотел было что-то ответить, возможно, едкое и колкое, но промолчал.
– У меня рак печени. – Терх со вздохом потянулся к стакану. – И я не хочу умирать, Карз. Этого не случится. Я стану бессмертным. Массив – мой единственный выход.
«Это слэпы, – твердо решил Декарт. Он покосился по сторонам, перебирая варианты. – И они не отпустят меня просто так».
Ему вдруг остро захотелось увидеть Джулию. Он поднялся и, медленно обойдя столики, двинулся к выходу.
«Господи, какой же я дурак».
Он сделал еще пару шагов. Мужчины продолжали спорить. Бармен рылся в холодильнике. Молодая пара о чем-то шепталась.
– Проклятые слэпы! – заорал Декарт, рванул на себя дверь и выбежал наружу.
Он вернулся в соту и в спешке заблокировал замки. Атмосфера ирреальности, которая сгущалась вокруг него, стала понемногу отступать.
Дверь в спальню была распахнута настежь. На полу лежал синий халат, на нем – открытая на середине книга Брахура.
Декарт поднял ее, прочитал кощунственное: «…я насчитал 23 композитора, чьи сочинения легли в основу этой непонятной музыки…», хмыкнул и положил книжку обратно.