Книга Барчестерские башни - Энтони Троллоп

Он был прав. Они оказались за изголовьем кушетки: епископ попал туда, намереваясь поздороваться с гостьей, а Берти — укладывая сестру. И теперь им негде было повернуться.

Епископ быстро пожал протянутую руку, кивнул заученным кивком и выразил удовольствие от знакомства с... Он умолк, не зная, кто перед ним — синьор, граф или князь.

— Моя сестра доставила вам столько хлопот! — сказал Берти.

— О, что вы! — Епископ был счастлив видеть у себя синьору Висинирони (по крайней мере, так он сказал) и попробовал выбраться на волю. Во всяком случае, он узнал, что его странные гости — брат и сестра. Значит, это синьор Висинирони... или граф, или князь. Как чисто он говорит по-английски! Почти без акцента!

— Ну как, Барчестер вам нравится? — осведомился Берти.

Епископ величественно сказал, что Барчестер ему нравится.

— Вы ведь тут, кажется, недавно,— заметил Берти.

— Да, недавно,— подтвердил епископ, пытаясь протиснуться между спинкой кушетки и тучным священником, который через вышеупомянутую спинку вперял пристальный взор в синьору.

— Вы ведь раньше епископом не были?

Доктор Прауди сказал, что это — его первая епархия.

— А! Я так и думал. Но вас же иногда переводят?

— Перемещения иногда бывают,— сказал доктор Прауди.— Но реже, чем прежде.

— Ну, ведь бенефиции урезали так, что они теперь повсюду почти одинаковы, не правда ли? — спросил Берти.

На это епископ ответить не пожелал и опять попытался отодвинуть тучного священника.

— Зато, наверное, заботы разные? Много у вас работы в Барчестере? — продолжал Берти тоном молодого чиновника адмиралтейства, беседующего с собратом из министерства финансов.

— Обязанности епископа англиканской церкви весьма нелегки,— с суровым достоинством ответил доктор Прауди.— Ответственность, возложенная на него, поистине велика.

— Неужели? — сказал Берти, широко раскрывая свои удивительные голубые глаза.— Ну, ответственность меня не пугает. Я ведь раньше подумывал стать епископом.

— Подумывали стать епископом? — Доктор Прауди был поражен.

— То есть священником. Сперва священником, а потом епископом, знаете ли. Раз начав, я довел бы дело до конца. Но в целом католическая церковь мне нравится больше.

Обсуждать этого епископ не мог, а потому промолчал.

— Вот мой отец не довел дела до конца,— продолжал Берти.— Наверное, ему надоело постоянно повторять одно и то же. Да, кстати, епископ, вы уже видели моего отца?

Епископ совсем растерялся. Видел ли он его отца? Нет, он не имел этого удовольствия, но надеется... Тут епископ твердо решил нажать посильнее и сдвинуть с места толстяка священника.

— Он где-то тут,— сказал Берти,— и, наверное, скоро подойдет. Да, кстати, вы много знаете об иудеях?

Но епископ узрел спасительную лазейку.

— Прошу прощения,— сказал он,— я должен обойти залу.

— Пожалуй, я пойду с вами,— ответил Берти.— Тут ужасно жарко, не так ли? — осведомился он у тучного священника, с которым вступил в тесное соприкосновение.— Кушетку поставили очень неудачно — давайте-ка передвинем ее. Поберегись, Маделина!

Кушетку действительно поставили так, что попавший за нее мог выбраться на простор лишь с большим трудом: имелся только узкий проход, который мог успешно загородить один человек. Это было весьма неудобно, и Берти решил поправить дело.

— Поберегись, Маделина! — сказал он и добавил, повернувшись к тучному священнику.— Давайте чуть-чуть ее подвинем.

Священник налегал на спинку всем телом и своим весом невольно усилил и ускорил движение кушетки, когда Берти легонько ее толкнул. Кушетка сорвалась с причала и вылетела на середину залы. Миссис Прауди с мистером Слоупом стояла как раз перед синьорой, пытаясь быть любезной, но пребывая в сильнейшем раздражении, ибо когда она обращалась к своей гостье, та отвечала, обращаясь к мистеру Слоупу. Мистер Слоуп, конечно, был ее любимцем, но миссис Прауди не собиралась уступать первенство какому-то капеллану. Она уже величественно и оскорбленно выпрямилась, но тут, к несчастью, колесико кушетки, зацепив кружева ее трена, увлекло за собой уж не знаю сколько ярдов отделки. Затрещали нитки, лопнули швы, отлетели банты, распустился рюш, кое-где открылась нижняя юбка. Руины погубленных кружев обезобразили ковер.

Вот так в гранитной скале, радуя взоры военных, вырубается батарея, симметричная и могучая. Это труд многих лет. Аккуратные амбразуры, безупречные парапеты, пороховые склады — все говорит о достижениях современной науки. Но достаточно одной крохотной предательской искры — к небу взлетает туча обломков и остаются лишь пыль, мусор и безобразные развалины.

Мы знаем, каков был гнев Юноны, когда ее красоту презрели. Мы знаем, что даже в сердцах небожителей может бушевать ярость. Как Юнона поглядела на Париса на склонах Иды, так миссис Прауди посмотрела на Этельберта Стэнхоупа, когда он зацепил ножкой кушетки ее кружевной трен.

— Ты кретин, Берти! — воскликнула синьора, увиден, что произошло, и понимая, к чему это приведет.

— Кретин? — повторила миссис Прауди так, словно этот эпитет был слишком слаб.— Да я ему...— Но, обернувшись и с одного взгляда узрев худшее, она поняла, что сначала ей следует собрать разметанные по зале останки ее платья.

Берти, увидев, что он натворил, кинулся к кушетке и опустился на одно колено перед оскорбленной дамой. Вероятно, он собирался выпутать колесико из кружев, но со Стороны казалось, будто он вымаливает прошение у богини.

— Отриньтесь, сэр! — сказала миссис Прауди. Нам неведомо, из какой мелодрамы извлекла она это слово, но, очевидно, оно хранилось в ее памяти до подходящего случая.

— Я полечу к прядкам фей, чтобы искупить свою вину, только простите меня! — сказал Берти, стоя на коленях.

— Отриньтесь, сэр! — повторила миссис Прауди