Книга Мориарти. Последняя глава - Джон Гарднер

Таковы общеизвестные факты, касающиеся перемещений профессора непосредственно после изгнания его из высших эшелонов академической жизни. Правда выглядит иначе, поскольку именно этот период отмечен решительными подвижками в карьере того профессора Мориарти, который известен нам как некоронованный король преступного мира времен королевы Виктории и короля Эдуарда.

Однажды прохладным осенним вечером, когда профессор, отужинав пораньше вареной бараниной с овсянкой и морковью, готовился лечь спать, в дверь громко и настойчиво постучали. Поспешив на стук и открыв дверь, он с удивлением обнаружил на пороге своего младшего брата — в длинном старомодном сюртуке и сдвинутой к бровям широкополой фетровой шляпе. За спиной у него профессор заметил стоящий возле тротуара кэб. Лошадка мирно кивала, возницы же видно не было.

— Дорогой брат, входи же и…

— Некогда. Нам нужно поспешить. Джейми вернулся в Англию вместе с полком. У нас большие неприятности. Семейные неприятности. Мы должны сейчас же встретиться с ним.

— Но где?.. Как?..

— Одевайся. Я позаимствовал кэб у знакомого. Не будем терять время.

Настойчивый тон подстегнул профессора. Торопливо собравшись и дрожа от волнения, он забрался в экипаж. Его брат устроился на месте возницы. Экипаж тронулся, лошадка перешла на бодрую рысцу, и в скором времени они уже свернули к реке, которую и пересекли по мосту Блэкфрай-арз.

Следуя по бесконечным боковым улочкам и переулкам, кэб углубился в Ламбет и наконец повернул к пустырю, огражденному длинной стеной, уходящей одним своим краем в мутные, бурлящие воды Темзы, заметно поднявшейся в это время года. Экипаж остановился шагах в десяти от края стены. Рядом шумела река, из какой-то таверны на другом берегу доносились смех, пение и время от времени отрывистый собачий лай.

Выйдя из кэба, Мориарти-старший растерянно огляделся. Ветер хлопал полами пальто, застегнуть которое он в спешке не успел.

— Джейми здесь? — взволнованно спросил профессор.

— Пока еще нет.

Встревоженный обманчиво мягким и зловещим тоном брата, Джеймс Мориарти обернулся — в свете выглянувшей луны блеснуло что-то длинное, серебристое.

— Джим? Что?.. — только и успел произнести он, потому что в следующий момент из горла его вырвался протяжный хрип — младший брат трижды ударил старшего в грудь, и тонкое лезвие трижды прошло между ребер, скрепив таким образом прошлое и будущее.

Профессор покачнулся, лицо его исказила гримаса боли, скрюченные пальцы вцепились в сюртук. Секунду-другую он еще таращился непонимающе на младшего брата, потом, словно осознав смысл случившегося, расслабился, и его глаза застыли в вечной слепоте.

Младший Мориарти стряхнул вцепившуюся в сюртук руку, отступил и посмотрел на тело человека, личность которого готовился принять. Казалось, в этот момент вся сущность мертвого уже старшего брата перешла по лезвию кинжала в тело младшего. Так родилась новая легенда Профессора.

В тайнике неподалеку лежали приготовленные заранее цепи и замки, но прежде Мориарти опустошил карманы убитого, сложив в небольшой мешочек из желтой водонепроницаемой ткани, называемой «американкой», его золотые часы на цепочке и носовой платок. Потом, перевязав тело тяжелыми цепями и закрепив последние замками, он столкнул его в темную воду.

Несколько секунд Мориарти стоял на берегу, всматриваясь вдаль через невидимую реку, наслаждаясь моментом триумфа. Потом взмахнул рукой и швырнул нож в направлении другого берега. Услышав негромкий плеск, он повернулся, забрался на место возницы и поехал домой, на Стрэнд.

На следующее утро в скромный домик на Поул-стрит пришел Альберт Спир с двумя помощниками. Все следы бывшего жильца были окончательно стерты и уничтожены.

Убив старшего брата и избавившись от тела, младший Мориарти выступал перед миром в его образе. Угрызений совести он не испытывал, вспоминал Джеймса редко и никогда о нем не говорил.

Лишь теперь, впервые за много лет, ему почему-то вспомнились обстоятельства смерти знаменитого родственника. Он тут же отогнал эти мысли и заглушил голос памяти, как будто у него и не было никогда никакого старшего брата.

Глубоко вздохнув, Профессор поднялся и прошел через комнату, чтобы налить себе стаканчик бренди, — съеденный кроличий пирог от Ады Белчер оказался тяжеловат для желудка. Вернувшись затем в кресло за столом, он некоторое время смотрел на Джорджиану, герцогиню Девонширскую, размышляя в это время о делах, куда более насущных, а именно о верности и преданности отдельных членов своей преторианской гвардии. Их было четверо.

Предателем должен быть один из них. Пробыв вдалеке от Англии долгих три года, он понял это сразу же, в тот самый момент, когда, сойдя с пакетбота, ступил на английскую землю в Дувре и сел на поезд, следующий в Лондон. Лишь четыре человека знали время его приезда. Не знала даже Сэл Ходжес, вернувшаяся десятью днями ранее. И тем не менее еще спускаясь по трапу, Мориарти понял, что за ним наблюдают, и что эти растворившиеся в толпе встречающих наблюдатели ничем не хуже его собственных.

Вокруг сновали десятки людей, смутно знакомых и не знакомых вовсе; они были на платформе, они проходили по коридору поезда. «Я же не параноик», — подумал Мориарти, примеряя на себя новый, недавно вошедший в употребление термин, обозначавший тех, кто боится самого страха; тех, кто боится быть замеченным в момент совершения самого невинного поступка. Видит бог, ему Джеймсу Мориарти, есть что скрывать, на нем много грехов — взять хотя бы то, что он сделал со своим братом, — но ведь не может быть, чтобы воображение рисовало этих незаметных, молчаливых наблюдателей только потому лишь, что его совесть обременена сознанием вины?

За ним действительно следили, и он знал это. Кто-то из приближенных, один из четырех, сообщил посторонним дату и время его прибытия. Quod erat demonstrandum.[35]Но кто?

Может быть, Ли Чоу? Нет, вряд ли. Конечно, заглянуть в мысли китайца невозможно, а прочесть выражение лица очень трудно — как у всех представителей этой расы, за улыбающейся змеиной маской могло скрываться все, что угодно. Его натуре были свойственны безжалостность и жестокость, что отвечало нуждам и потребностям Профессора. Мориарти очень сомневался, что у китайца может быть достаточно сильный мотив для предательства.

То же относилось и к скользкому проныре Эмберу. Эмбер был вполне доволен своим нынешним положением и вовсе не стремился к каким-то улучшениям; в отличие от многих, он не предавался мечтам о больших успехах, о звездном будущем — ему хватало того, что есть. Если Эмбер и просил о чем-то, то лишь о том, чтобы и дальше иметь возможность служить Мориарти за умеренное вознаграждение. Говоря проще, Эмбер знал свое место.

Оставались двое, Терремант и Альберт Спир. Терремант тоже заметил слежку еще в Дувре, а потом обнаружил наблюдателей в поезде. Не ускользнули от его цепкого взгляда и некие темные личности, появившиеся у их дома на окраине Уайтчепела. Человек, склонный к обману и двуличию, предпочел бы не замечать постоянно, тенью следующих за Профессором и его прислугой шпиков. Терремант быстро обнаруживал все подозрительное и сразу же докладывал о всяческого рода переменах. Разве так ведет себя человек с нечистой совестью?