Книга Опоздавшие - Хелен Кляйн Росс

Брайди вообразила, что качает раскрашенную колыбель, сделанную Томом для их малышки.

* * *

В тот вечер была ее очередь искупаться в ванне, и она блаженно окунулась в теплую воду, в которой до нее уже вымылись двое. Груди ее, прежде маленькие, стали огромными. Живот вздымался белой величавой горой в синих прожилках, испещрявших и грудь. Некогда розовые, соски увеличились и устрашающе потемнели. От пупка к лобку тянулась темная полоска, словно деля живот пополам.

Брайди руками его обхватила, как будто обняв ребенка. Может, он это чувствует. Она воспринимала дитя как человека, которого не знает никто, кроме нее. Иногда на животе взбухал бугорок, выдавленный крохотной ручкой или ножкой существа, обитавшего внутри. Живот стал твердым, как дверь, в которую можно постучать.

– Стучи, стучи, – шепнула Брайди, пытаясь наладить контакт с человечком.

Молилась ли она? Да, когда выбиралась из ванны (в дверь уже колотили, мол, время-то истекло). Молилась о том, чтоб не умереть в родах. Чтоб ребенок не родился калекой или с синдромом Дауна. Такой родилась дочь маминой кузины и прожила сорок два года. «Счастливое было время! – говорила ее матушка. – Господь дал ее мне на радость». Но для ребенка Брайди был только один вариант – никаких изъянов, перекрывающих путь к приемной семье. Иначе придется оставить его себе либо навеки заточить в ужасный дом инвалидов.

Натягивая плотную белую сорочку, на груди которой синими нитками было вышито название миссии, Брайди неожиданно почувствовала, как внутри нее что-то забурлило, точно в бутылке с газированной водой.

Скоро они с малышкой встретятся. Что-то о ней подумает дочка? Как было бы хорошо принести ее к домашнему очагу и уложить в колыбель-качалку, которую загодя смастерил Том.

– Прости меня, – сказала Брайди, осторожно проводя полотенцем по холму живота. Жалко маленькую, которую вытолкнут на свет в январе, самом холодном месяце.

* * *

Одна девушка, прежде работавшая в парикмахерской, припасла флакон дорогого шампуня. За три цента с носа она мыла головы тем, кому подошел срок, дабы своих младенцев они встретили в наилучшем виде. Нынче она вымыла голову Брайди, и теперь та, стоя у окна гостиной, под утренним солнышком сушила волосы. Том их обожал, называл «медовой струей». Отросшие до пояса волосы сохли долго, но Брайди прям чувствовала, какие они стали блестящие. Малышку она встретит во всей красе.

Брайди подошла к журнальному столику и просмотрела кем-то брошенную газету «Геральд». Ее увлекла заметка о странном явлении. В Нью-Джерси на крышу дома уселась невиданная крылатая тварь с лошадиной головой и песьей мордой!

И тут вдруг как будто что-то лопнуло внизу живота.

Охватило морозом.

Брайди боялась посмотреть под ноги, однако глянула. На холодном полу дымилась лужа.

Но ребенок, слава богу, не выскочил. И что теперь делать? Что делать-то?

Мысли путались. Брайди скрутила еще влажные волосы, затолкала их под воротник, взяла из мусорной корзины старые газеты и, нагнувшись, стала промокать лужу. В пояснице возникла тупая боль. Брайди опустилась на четвереньки. Сразу стало легче. Поясницу отпустило. Ой, как хорошо, подумала Брайди, так бы и стояла, и плевать, что выгляжу парнокопытной скотиной.

– Ты что, Лулубель? – окликнула ее заглянувшая в гостиную девушка и, сразу всё поняв, сказала, что сбегает вниз к дежурной – пусть вызывают акушерку.

Брайди стояла на четвереньках, наслаждаясь покоем во всем теле, – так, наверное, себя чувствует дикая лошадь, сбросившая седло.

Дожидаясь помощи, она мысленно разговаривала с ребенком, что уже вошло в привычку: «Ничего-ничего, маленькая моя Томасина». Хотелось подготовить малышку к тому, что предстояло. А что предстояло-то? Поди знай.

Она никогда не видела родов, хотя после нее мать родила еще семерых. Три года назад, когда ожидалась Дейзи, мать взглядом попросила Брайди быть рядом, но она так же безмолвно отказалась.

– Ступай за миссис Макгинн, – велела мама. Она стояла у плиты, но вдруг погасила огонь и, схватившись за живот, прошла к кровати.

Брайди села на велосипед, оставленный им повитухой, и покатила на другой конец поселка. Миссис Макгинн развешивала белье на веревке. Увидев Брайди, она отставила корзину и скрылась в доме, через минуту появившись с саквояжем в руках. Оседлав велосипед, повитуха предложила Брайди сесть на багажник. «Нет, одна вы доберетесь быстрее», – сказала Брайди и пошла пешком, нарочно выбрав кружной путь. Придя домой, она узнала, что Дейзи, слава богу, уже родилась.

* * *

Ну вот и Брайди отправилась «наверх». Акушерка миссис Гарелли и ее дочь Тэсс помогли ей дойти до лифта. В кабину все не вместились, Тэсс побежала по лестнице. Стараясь отвлечься от боли в пояснице, Брайди считала ее шаги, гулким эхом отзывавшиеся в лестничном колодце. Быстроногая Тэсс наверх добралась раньше лифта. Брайди препроводили в родовую палату, где помогли снять юбку, чулки и облачиться в чистую белую сорочку длиной чуть ниже колена.

В комнате, которой Брайди побаивалась, не было ничего особенного: кровать, стол, маленькая печка на угле. Сквозь окно лился серый свет зимнего дня. Комната выстудилась, и Тэсс сразу затопила печку.

Первым делом акушерка связала влажные волосы Брайди в конский хвост (она про них уж и забыла) и мазнула ей за ухом лавандовым маслом, которое, по ее словам, уменьшало боль. Тэсс помогла забраться на кровать. Тонкие руки этой четырнадцатилетней девчушки обладали недюжинной силой. Плоский тюфяк был застелен простыней и резиновой пеленкой, державшейся на английских булавках.

Акушерка поставила греться воду в большой кастрюле. Тэсс дала Брайди глотнуть отвар блошиной мяты. Брайди уже стонала. Ей казалось, сейчас она лопнет. Акушерка осторожно помогла ей встать, потом велела туда-сюда пройти и сесть на корточки, ухватившись за прутья кроватной спинки. Брайди в них вцепилась, подумав, что они похожи на тюремную решетку. Тэсс, следуя указаниям матери, кулаком надавила Брайди на поясницу.

– Сильнее, – приказала акушерка.

– Крепче, со всей силы, – попросила Брайди. Казалось, нажим кулачка отвлекает от сверлящей боли, как будто собранной со всего света.

Но вот и кулак перестал помогать.

Боль накатывала, отступала и вновь накатывала. Акушерка вложила гребень в руку Брайди.

– Сожми его, – сказала она. – Перенаправь боль.

Брайди стиснула гребень, сосредоточившись на несравнимо меньшей боли от костяных зубьев, впившихся в ладонь.

Потом у нее начался бред. Чудилось, что в ней засела та самая крылатая тварь из газетной заметки. Теперь она рвалась на волю, круша всё вокруг себя.

Брайди умоляла акушерку отсечь ей ноги, чтобы выпустить ребенка наружу. Она не представляла, что бывает такая боль. Этот опыт ее состарил, и она вряд ли его переживет.

Она молилась святому Джерарду, покровителю материнства. Взывала к Деве Марии и святому Иуде, покровителю отчаявшихся. Просила Тома забрать ее к себе. Пусть всё это закончится, и они будут вместе.