Книга Девочка-тайна - Елена Нестерина

– А при чём здесь Комков? – спародировала Сашку Гликерия. – Ты всё равно предатель. Я презираю таких. На чувствах нельзя тренироваться. Со всей типа адской страстью своего типа особенного сердца.

Оля видела, как Гликерия сделала шаг в сторону, но Сашка схватил её за руки и торопливо заговорил:

– Я знаю, что нельзя! Но так получилось… Я имею право любить того, кого хочу. И люблю я – тебя!

Гликерия выдернула руки и шагнула назад.

– Не подходи ко мне даже близко. Никогда. А все эти бирюльки – сними, – махнув рукой в сторону Сашкиного египетского креста, зло проговорила она.

И зашагала прочь.

Да, Оля не стала прятаться. Да, Гликерия, а затем и Сашка увидели её. Да, лицо Сашки побледнело, а глаза Гликерии расширились до формата «манга».

А за спиной у неё раздался Сашкин голос:

– Девчонки, я всё объясню!

– Бежим, – коротко бросила Гликерия, схватила Олю за руку и потащила к скутеру.

Выезжая с кладбища, девочки увидели Димку Савиных, который с удивлённым воплем бросился навстречу. Они промчались мимо. И, уже обернувшись, Оля заметила, как он подбежал к мопеду. Вот, значит, почему Сашка оказался здесь так быстро…

* * *

Они не догнали Олю и Гликерию. Их скутер несколько раз вильнул, уходя в лабиринт частного сектора, а затем резко поменял направление и снова выехал из города.

Несколько раз Оле хотелось отпустить руки, оттолкнуться ногами – и на полной скорости свалиться на дорогу. Зачем жить, зачем нужна эта суета, если всё лучшее оказалось обманом?! Тренировкой! Но Гликерия как будто почувствовала Олино настроение – несколько раз она оборачивалась и кричала: «Оля, держись крепче! Сейчас остановимся! Главное – держись!»

Так они и доехали. Перед девочками был пустынный морской берег – просто степь становилась просто морем. Тоскливо мотались туда-сюда волны, слабый влажный ветер лениво поддувал, принося с собой запах водорослей. Пухлая, точно подушка, туча, накрыла солнце. Она была одна на всём небе, но ухитрилась зависнуть именно в этом месте. Как нарочно.

Зачем оно нужно – солнце?

Теперь – зачем?..

Гликерия заглянула в лицо Оле. Даже сейчас, с каблуками, провалившимися в песок, Оля была выше новенькой, так что Гликерия смотрела на неё снизу вверх.

Она не жалела. Не говорила, что сочувствует. Не причитала – какой подлец он, Макушев. Гликерия спросила только:

– Ты действительно его очень любишь?

И Оля ответила, что, конечно, да. Её страдающая душа и пылающий мозг не знали другого ответа. Она знала, конечно, что, когда тебе изменяют или перестают любить, это обидно и больно, но сама ощутила это в первый раз. Да ещё в такой неожиданный момент. Что же он, Сашка? Час назад был таким героическим, таким смелым – и тут же подло переметнулся к новенькой. Которая вот она – стоит тут. И сейчас, кажется, начнёт уговаривать, убеждать, что надо перетерпеть, забыть, найти другого – и всё такое.

Однако новенькая не уговаривала. Она снова зачем-то спрашивала – хотя Оля совершенно не могла сейчас отвечать ни на какие вопросы. Ну разве что кроме этого:

– Прямо вот любишь его, да?

– Люблю!

– Это настоящая любовь? Ты уверена? Любовь?

– Да! Мы вместе уже так давно, у нас всё по-настоящему, мы были друзьями, мы встречаемся…

– Так друзья или любовь?

– Сначала друзья, а сейчас – любовь!

– Любовь. – Гликерия вздохнула и горько-горько повторила: – Понятно…

Оля похолодела. Ещё пару секунд назад она думала о Гликерии хорошо: ведь там, на кладбище, она так решительно и беспощадно дала влюблённому Сашке отлуп. А сейчас… Сейчас, наверное, она готова рассказать о своём истинном отношении к нему. И ещё борется с собой – узнав, что у Оли к Сашке такое настоящее и сильное чувство. Неудобно ей всё-таки делать больно другому человеку. Неудобно – но приходится. О ужас!..

Господи, так зачем же Гликерия сюда её привезла?! Где они находятся? Где город, где что – совершенно непонятно! Оле не хотелось слышать, как Гликерия сейчас начнёт рассказывать о своих готических чувствах к Макушеву, убеждать, что они друг другу действительно подходят – это будет невыносимо! Хотелось убежать – но только в какую сторону? Оля даже дёрнулась куда-то вправо, но Гликерия схватила её за руку.

– Любовь – это здорово, – сказала Гликерия. – У меня любви никогда не было. Знаешь, Оля, мне кажется, что раз это у тебя настоящая любовь, то придётся за неё страдать.

– То есть? – Качели смысла бросили Олю в жар. Что Гликерия хочет сказать? Что-то явно не о своих чувствах к Макушеву…

– Ну… Страдать, – пожала плечами Гликерия. – Любить его без взаимности. Или как-то стараться вернуть. Страдания бывают разные.

– Да-а? – такого Оля не ожидала совсем. – А зачем?

– Что – «зачем»?

– Страдать и любить без взаимности.

– Как зачем? – пожала плечами Гликерия. – Любовь же. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что любовь – это счастье. И невзаимная – когда любишь, страдаешь, надеешься, ничего взаимного не получается, но ты всё равно любишь – и от этой своей любви счастлив. И взаимная – как результат, к которому всё-таки можно прийти, только через всякие переживания, трудности. Страдания то есть. Через целое море, просто через бездну страдания. Ну, вот они у тебя, эти страдания, и начинаются. Чтобы после них было счастье…

Оля изо всех сил сдерживала слёзы. Слёзы злости и беспомощности.

– Обычно страданий нагоняют, чтобы сюжет интереснее был – в кино или книге, – шлепком убирая с лица выбившиеся волосы, сказала она, – а в обычной жизни в основном всегда любовь складывается без таких ужасных страстей.

– Ну и отлично! – улыбнулась Гликерия. – Но у тебя-то вот с ходу не сложилась.

Оля заплакала и отвернулась.

– Только не плачь, пожалуйста. – Голос Гликерии дрогнул. – Конечно, лучше всего, если бы любовь складывалась счастливо, взаимно. Но видишь, как всё на самом деле оказывается…

Она вздохнула и посмотрела в сторону моря.

А Оля представила себе, как любит Сашку – а он не отвечает взаимностью. И забывает о ней. Проходят годы, она всё любит, а у Сашки дети и внуки. Она любит, молчит, страдает и наслаждается своей прекрасной односторонней любовью. А у Сашки без неё всё очень даже хорошо. Фу. Такое не пойдёт… Тот вариант, при котором она носится за Макушевым и старается его вернуть – то упрашивая, то ревнуя, то шантажируя, то устраивая пакости его девушкам, Оле даже представлять не захотелось. Это невозможно. Нет. В таком варианте любовь ей тоже не нравилась. Хотелось только взаимной.

– А как-то по-другому разве не может всё разрешиться? – неуверенно спросила она Гликерию.

– Как? – удивилась та.