Книга Пробуждение - Рэна Фишер

Как легко подвергать сомнению свои чувства! В западной культуре мы привыкли позволять разуму управлять ими, чтобы контролировать элементарные, жизненно важные порывы эмоций, такие как естественное чувство страха. По разговорам с женщинами, ставшими жертвами насилия, ясно, что они без сомнений просили незнакомцев помочь им донести сумки с продуктами до квартиры. Или заходили в лифт вместе с мужчиной сомнительной наружности. В обоих случаях женщины признались, что у них появлялось тревожное чувство. Однако их разум считал их поступок правильным, убедил их, что бояться просто невежливо.

Тогда эта статья была просто еще одной причиной думать, что мама параноик. Теперь я лежу на кровати и впервые в жизни пытаюсь сконцентрироваться и задавить разум своими чувствами.

Не получается. Это кажется таким простым, но в то же время ужасно сложным. Даже для меня. Вероятно, из-за того, что многие годы я тренировалась, пытаясь контролировать эмоции разумом.

Если Монтгомери прав, то, что случилось в канун Нового года, повлияло на мое мышление.

Я стараюсь сосредоточиться на том, что мама рассказала мне о взаимосвязи разума и чувств. Внезапно вспоминаю фотографию, которую она дала мне в мой первый школьный день: девушка в синем дождевом плаще и желтых резиновых сапогах смотрит на яркого воздушного змея, танцующего на фоне темных грозовых облаков в осеннем небе. Она крепко обняла меня и сказала глухо: Твои чувства кружит ветер жизни, как этого змея. Они взлетают и опускаются. Но, когда их движение становится неконтролируемым, ты должна отделять разум от чувств, Эмма. Обещай мне, что не позволишь им забрать тебя! Отпустишь веревку! Иначе ветер просто унесет тебя.

* * *

Делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

Затем делаю наоборот, я крепче цепляюсь за веревку, пока не начинаю мчаться по быстрому течению своих чувств, все выше и выше, к темным небесам. Веревка трепещет в руках, когда я медленно тяну за нее, чтобы достичь радужного вихря, в котором заключены мои эмоции. С каждым отрезком веревки, который я наматываю на руку, я постепенно перестаю отгораживаться от прошлого и переживаю события той ночи. Такое чувство, что я разжигаю огонь. Жгучая боль преодолевается только страхом упасть в пропасть.

Сборы на корабле. Мы добираемся в Корк. Джаред и я на мотоцикле, перед воротами Sensus Corvi, голос Фаррана в наушниках, когда мы идем через парк. Я чувствую капли пота на лбу и сжимаю руки в кулаки, как будто это поможет мне справиться. Мы атакуем. И я убиваю Дина, который прячется за проекцией Эйдана. Дин Овенс. Парень чуть старше меня. Стон и пауза, потираю виски.

Он причинил вред маме! Не забывай!

Одна из дверей в коридоре хлопает. Несколько учеников уже проснулись. Нужно спешить. Папа спасает меня от отца Дина, стреляя в него. Я навожу свой пистолет на отца. Теперь он так близко ко мне, страдания так явно проступают на его лице, что я могу чувствовать их физически. Ведь я уже погружена. Когда говорит, что любит меня, это определенно правда. Начинаю плакать. Пистолет дрожит в моих руках. Мной движет смесь эмоций из гнева, ненависти, грусти, отчаяния, привязанности, дружбы, любви. Якоб рассказывает, как он умолял маму вернуться, а она…

Черт!

Чувствую кровь во рту.

Как ты могла это пропустить?

Язык болит. Крови становится больше. Нужно подойти к раковине.

Проглоти и сконцентрируйся!

Я глотаю. Металлический привкус постепенно исчезает. Язык немного опух, и кровь шумит в ушах.

Не хватает фрагментов. Что-то не так с моими воспоминаниями. Не понимаю, что именно. Но я признаю это. Не могу поверить, что так долго этого не замечала.

Фарран рассердится, если я расскажу ему о своем открытии. Он определенно добавит это в главу об эмоциональных ныряльщиках, в свою Библию. Мы мыслим разными категориями.

Я погружаюсь в чувства. Это отличает людей ныряльщиков от эмпатов. В трехмерной реальности чувства людей, в которых я уже погружалась, – это не просто разноцветная аура, а скорее новый, четвертый уровень.

В момент, когда папа начинает говорить о маме, изображения в моей памяти меняются. Будто тщательно отснятый фильм на глазах внезапно превращается в мультик от «Диснея» из 1960-х. Ничего себе!

Я спрыгиваю с кровати и бегу через комнату, снова и снова проигрывая сцену с отцом из воспоминаний. Эмоции ошибочны. Лицо моего отца нечитаемо, хотя несколько секунд назад оно было таким понятным.

Вот что произошло, говорит разум.

Все не так, отвечают чувства.

Эйдан

Вито

Прошло более восьми месяцев с тех пор, как я вернул обратно кошелек Антонио и нашел новую семью: странного старика и Эми. Не представляю, как бы сложилась моя жизнь, если бы все решилось иначе. Я переехал в комнату сына Эми, Вито, который учится в Калифорнии. Мне поручили работать днем в книжном магазине.

Девушка напротив меня энергично качает головой и кладет криминальный триллер, который я дал ей, обратно в стопку бестселлеров.

– Предпочитаю романтические книги. Вы можете порекомендовать мне что-нибудь?

Очень мило. Блондинка, стрижка с челкой, голубые глаза, приятная улыбка. Худощавая, но симпатичная. Ее щеки покраснели от моего пристального взгляда. Уже больше месяца она приходит сюда каждую неделю. Даже когда Эми работает, она спрашивает именно меня. Любовные романы. О боже! Эми могла бы предложить, по крайней мере, два десятка книг по памяти.

– «Пятьдесят оттенков серого»? – предлагаю я с улыбкой Джека Николсона.

Она вздрагивает и недоверчиво таращится на меня.

– Лучше прочитайте это, юная леди.

Антонио целый час бродит по книжному магазину. У меня есть подозрение, что Эми приказала ему присматривать за мной, пока она забирает сына из аэропорта. Внезапное появление старика заставило девочку наткнуться на стеллаж. Древесно-мшистый аромат его парфюма должен был предупредить ее о появлении старика.

Я смотрю на обложку.

– Да, это определенно подойдет. Дай угадаю, Антонио. Богатый врач исцеляет красавицу из бедного района, которая страдает от чумы, сам заболевает и…

– Безобразие! – тарахтит он возмущенно. – «Любовь во время чумы» – великая работа, которой нет равных. Это настоящая, чистая, вечная любовь, которой вам, людям эпохи Facebook и Twitter, не понять. Как писал Габриэль Гарсиа Маркес: «Ничего труднее любви в этом мире нет».

Его глаза горят, и он размахивает книгой перед нашими лицами, точно мечом. Роман действительно пришелся ему по душе. Девушка нерешительно берет потрепанную книгу из рук Антонио и дарит ему спокойную улыбку.

– Не все мужчины вашего возраста читают романы и думают о любви. И не все подростки постоянно зависают в смартфонах.

Затем она поворачивается ко мне.