Книга Наваждение, или Мой чужой мужчина - Адалин Черно

Я киваю на ее предостережение и приобнимаю ее за плечи. Попрощавшись, покидаю дом и направляюсь к машине, сажусь за руль, завожу мотор и таки еду к маме. В прошлый раз я пообещала ей, что обязательно все расскажу, а сейчас не знаю, что говорить. Что я влюбилась в мужчину, которого едва знаю? Что ухаживала за ним, пока нужно было, подарила всю себя, а после он просто ушел и оставил только записку и крохотную надежду?

Слезы снова подбираются к глазам, но я упорно моргаю и смахиваю их с век. Выезжаю на трассу, прибавляю скорости и мчусь к маме, которой заранее позвонила и сказала, что скоро буду. Главное, не плакать, улыбаться и не выглядеть расстроенной.

Мама встречает меня у порога, тут же обнимает, забирает из рук сумки и тащит на кухню, откуда доносится запах еды. Я не голодна, но решаю не расстраивать маму: сажусь с ней за стол и упорно ем. Сначала салат, потом мясо, а в конце мама откупоривает бутылку вина и мы вместе ее распиваем.                                                                          

Не знаю, как мама уловила мое настроение, но я благодарна ей за поддержку.

— Может, расскажешь, что случилось, Женечка?

— Мам, — я мотаю головой, потому что банально не знаю, что рассказывать.

Нечего. С мужем я развелась, и пусть он был уродом, но это не меняет того факта, что ради него я не была готова бросить работу и стать домохозяйкой, а ради Вадима…

Я даже не думала, когда просила увольнение. Решение приняла сразу, как баба Таша приехала ко мне, а через три дня уже была рядом с Вадимом.

— Тебя обидел кто? И где ты была все время, Женя? Я волнуюсь.

— Все в порядке, мам. Я расскажу, но чуть позже. Извини, я пойду спать, — виновато говорю я и встаю, чтобы уйти к себе в комнату.                                    

— Женечка, прости, давай еще посидим. Я не буду спрашивать.

— Прости, мам, я устала…                                                                          

Чувствую себя виноватой, потому что мама, как никто другой, желает мне только добра. Но увы, даже сейчас я не могу рассказать ей, потому что боюсь ее осуждения и того, что она не поймет меня. Да что там. Я и сама себя не понимаю.                                    

Ночь проходит бессонно: я подолгу кручусь в кровати и пытаюсь найти удобное положение, когда, наконец, понимаю, что все же не могу уснуть. Выхожу на балкон и вдыхаю ночной воздух. В воспоминаниях появляются моменты, проведенные с Вадимом: первые шаги без головокружения и боли, первые занятия, секс… за два месяца, что мы провели вместе, я привыкла к нему настолько, что сейчас внутри только пустота. 

Я даже дышу прерывисто и тихо-тихо, будто Вадим может подкрасться сзади, обнять и сказать, что все в порядке и он рядом. Конечно же, это не так, но я все равно продолжаю едва дышать и прислушиваться. На улице тихо, а в душе ураган. Я хочу плакать, но не могу. Наверное, выплакала все слезы еще в кровати. Единственное, что я знаю: мне нужно отвлечься. Окунуться в работу и забыть. Именно поэтому, едва наступает утро, я звоню начальнику и говорю, что согласна на проект.

Ближе к обеду перезванивает заказчик и называет адрес, по которому я должна приехать. Я собираюсь, прощаюсь с мамой, которая смотрит на меня грустным взглядом, обещаю ей звонить и что со мной все будет в порядке. Выхожу из дома и иду к арендованной машине, чтобы вернуть ее обратно, когда слышу, как меня окликают:

— Женя…                                                                         

Я поворачиваюсь и смотрю на Олю, которая неожиданно смотрится не так, как прежде. На ней нет брендовой одежды, в руках сумка, купленная на рынке, под глазами — темные круги, а на лице — оскал.                                                                         

— Оля. Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, потому что знаю, что подруга предпочитает Москву и уж никак не глубинку.                                                                         

— Да вот… замуж типа вышла, — язвит она и продолжает. — Все, сука, из-за тебя.

Глава 26

Женя

— Чего ты хочешь, Оля? — устало говорю я, а сама открываю дверцу машины и все-таки поворачиваюсь.

— Чего хочу? — взвизгивает бывшая подруга. — Справедливости хочу! Ты Вадима у меня забрала. Из-за тебя компания перешла к другому, а я где? — она разводит руками и кривится. — Вот здесь. В этой дыре вонючей. Как тут жить вообще можно?

— Как все, — спокойно говорю. — Я прожила здесь все свое детство, да и потом… мама вот здесь все еще живет, — я пожимаю плечами и в упор смотрю на перекошенное от злости лицо Оли.

— Я не привыкла так, — всхлипнув, произносит она, — не привыкла, понимаешь?

— Понимаю, — киваю я. — Но и ты должна понять, что так будет не всегда. В жизни есть черная полоса и белая.

Сказав это, внезапно понимаю, что в моей жизни сейчас черная. Белая была всего пару дней назад, когда мы с Вадимом ни о чем не думали и просто продолжали жить.

— У меня черная не заканчивается с того самого момента, как ты подобрала Вадима, — укоризненно говорит Оля.

— И что? — не понимаю я. — Нужно было оставить его в подъезде? Сказать, что это не мои проблемы и делай что хочешь?

— Ну да, конечно, — она закатывает глаза и буквально шипит. — Ты же добренький буратино. Просто не можешь пройти мимо, когда рядом кому-то плохо.

— Не могу, — соглашаюсь с очевидным. — От меня ты что сейчас хочешь? Пришла указать на то, что я и так знаю? Не стоит утруждать себя и тратить нервы, Оля. Этот этап твоей жизни пройден и начат новый. Поздравляю со свадьбой.

Я поворачиваюсь к машине, чтобы , наконец, сесть внутрь, завести двигатель и уехать, но меня останавливают ее слова:

— Да ты знаешь, как мне живется? — выплюнув эту фразу, она приближается ко мне и останавливается буквально в шаге. — Это не замужество, а ад. Мало того, что он не зарабатывает нормально, дак еще и вот, — дернув рукав, Оля обнажает руку, и я вижу яркие фиолетовые отметины на ее светлой кожи. — Каково с этим жить?

Мне ее не жаль. Вот должна, по идее, сострадать ей, ведь мы были подругами, пожалеть, сказать, что все будет хорошо, но я молчу, а напоследок произношу.

— Мне очень жаль. Подай на развод.

Мне некогда вникать в ее проблемы, более того, я не хочу этого делать. У меня своих по горло. И я почти опаздываю по указанному начальником адресу.

— Прости, но мне правда некогда, — говорю и таки сажусь в машину, оставляя подругу ошарашенно смотреть мне вслед.

Раньше я была сострадательной. Жалела котенка, когда находила его на улице, давала бездомным денег в переходе и даже алкашам на сто грамм денег могла отвалить. Добрая душа, одним словом. К сожалению, сейчас мне не до доброты душевной. Я потеряла то, что мне было дорого и едва ли мне есть дело до того, как обстоят дела у других.