Книга Снежная роза - Лулу Тейлор

Если мы должны оставаться здесь еще какое-то время, по крайней мере, мне не придется выходить.

Успокоенная этой мыслью, я засыпаю.

На следующий день сверху не доносится ни звука. Мне любопытно, что они делают и появятся ли внизу вообще. Все утро Хедер играет в гостиной, и я разрешаю ей выйти в сад, зная, что она скрыта от взгляда непомерно разросшимися кустами.

— Это игра, — говорю я ей. — Можешь оставаться в саду, пока тебя не будет видно. Хорошо? Женщины со второго этажа не должны тебя видеть.

— Не беспокойся, мамочка, они меня не увидят.

— Умничка.

Я готовлю ланч — размороженную курицу из подвального холодильника, — когда слышу на лестнице шаги. Я выхожу, вытирая руки о полотенце, и вижу, как они спускаются по лестнице. Я ошеломлена их видом: на обеих длинные белые платья, застегнутые спереди на пуговицы, ряд которых идет от подола до выреза горловины. Рукава колоколом, длинные. У Софии длинные струящиеся волосы, и она выглядит так, будто сошла с полотна художника-прерафаэлита. Агнес со своей короткой стрижкой выглядит более современно, но эффект поразительный. Я думаю, не ночные ли на них рубашки, но нет, платья выглядят слишком формально. Они кивают мне, стоящей с открытым ртом, и направляются прямиком к парадной двери.

Я успеваю обрести голос до того, как они выходят:

— Куда это вы?

Агнес поворачивается ко мне, держа руку на дверном засове:

— В церковь. Сегодня воскресенье.

— Правда? — Я нервно смеюсь. — Я… я забыла о днях недели. В церковь? В какую церковь? — Я ни разу не слышала колокольного звона.

— В церковь, которая здесь. На этой территории. — Она поворачивается спиной, ей не терпится отправиться в путь.

— Мы ненадолго, — с улыбкой говорит София.

Затем они уходят. Без пальто. Я подхожу к двери и смотрю, как они движутся мимо кустов рододендрона по направлению к коттеджу Мэтти и Сисси. Похоже, они точно знают, куда идти. Но церковь? На территории этой усадьбы? Я бы видела людей, приходящих на службу, если церковь так близко. Я ничего не понимаю.

Она точно не рядом с садом и берлогой Хедер. Я не собираюсь следовать за ними. Вместо этого я иду к планшету и подсоединяюсь к Интернету. В поле поиска я ввожу «церковь у Райского Дома». Однако сочетание слов «церковь» и «райский» дает много тысяч результатов, и мне никогда не просеять их, чтобы найти нужные данные, хотя я провожу немало времени, просматривая ссылки. Затем, под влиянием импульса, я открываю сайт компании и щелкаю на информации о доме, той самой, которую читала перед подачей заявки. Тут есть вкладка с историей дома, я открываю ее и снова читаю.

«Райский Дом» — величественное старое здание, которое построил в 1860-х Томас Мактэвиш, ученик Уильяма Баттерфилда, неоготическое влияние которого просматривается в искусной орнаментальной кирпичной кладке, конструктивном решении дымовых труб и использовании трилистников для украшения верхних окон. Оно было построено для богатой семьи Эванс, сколотившей состояние на производстве сукна, и потомки этой семьи владели домом вплоть до двадцать первого века. У дома богатая и яркая история. Он был приобретен компанией АРК в рамках текущего проекта развития недвижимости.

Больше о прошлом дома ничего нет, как нет и упоминаний о церкви. Хотела бы я знать, о какой богатой истории идет речь и почему на сайте компании нет деталей.

Я снова ищу «Райский Дом», но ничего из появившегося на экране не представляет интереса. Я не могу найти его даже на сайтах, посвященных культурному наследию, где перечислены памятники архитектуры, что кажется странным, поскольку дом явно представляет собой некоторую архитектурную ценность.

А может, мне не нужен Интернет? Мэтти и Сисси живут в двух шагах и должны знать о доме все. Они говорили, что жили здесь, что здесь жила их семья. Они должны быть частью семьи Эванс.

Я воскрешаю в памяти образы пожилых сестер. Они не выглядят наследницами состояния, сделанного на сукне. Однако оно, вероятно, давно растаяло. С другой стороны, если они продали этот дом, то должны иметь какие-то деньги, на которые и живут. Для них это хорошо.

Я смутно радуюсь тому, что Интернет не смог дать мне нужную информацию, а старушки, живущие неподалеку, возможно, смогут. Есть что-то успокоительное в том, что техника небезупречна. Все-таки мы еще не вполне готовы к тому, что человеческие сердца и умы останутся не у дел.

Я пойду к ним и спрошу о церкви.

Проходит больше двух часов, прежде чем Агнес и София возвращаются. Я убираю посуду после ланча, когда слышу стук парадной двери. Мне хочется пойти и расспросить их, но мне не по нраву походить на любопытную соседку, выскакивающую каждый раз, когда они проходят мимо. Я до сих пор не могу поверить, что они останутся здесь надолго. У меня сильное предчувствие, что завтра они уедут, по крайней мере, на время. Тем не менее я не могу удержаться, тихонько выхожу в коридор и слушаю, как они пересекают вестибюль и поднимаются по лестнице. Они идут медленно, как будто устали. Потом я слышу скрип дверных петель. А потом София своим далеко разносящимся звучным голосом с интонацией, присущей высшим слоям общества, говорит:

— Все будет хорошо, когда здесь появится Возлюбленный.

Затем обе исчезают за дверью, которая отсекает любые звуки так эффективно, что это похоже на внезапно выключенное радио.

Часть вторая

Глава 11

1926

Встречай меня на вокзале в Паддингтоне в 2:30, у билетной кассы. Захвати мое зеленое пальто. Арабелла.

Леттис появляется вовремя, в точности как велит Арабелла. Все делают то, чего хочет Арабелла. Или, по крайней мере, делали до недавнего времени. Она держит в руке пальто — бутылочно-зеленого цвета, с лисьим воротником, мягкое и теплое. Пока ждет, она прижимает к щекам ласкающий мех и смотрит на суетящихся вокруг людей. «На вокзале всегда есть на что посмотреть», — думает она. Большие черные поезда покорно стоят у платформ, изредка пуская клубы серого и белого дыма, как тяжело дышащие лошади, которые жаждут вырваться из стойла. Там, где кончаются платформы, сквозь большую железную арку виден дневной свет, и рельсы исчезают вдали. По ним помчатся поезда, когда им дадут свободу. Носильщики толкают тележки с багажом, пожилые дамы в эдвардианских жакетах, перчатках и широкополых шляпах величественно плывут к вагонам первого класса; дети в лучших выходных нарядах подпрыгивают, держась за руки озабоченных матерей; и повсюду мужчины — костюмы, пальто, шляпы, сигареты — с одутловатыми лицами, ведущие своих жен, читающие газеты, спешащие мимо. Газетчики предлагают утренние выпуски, послеполуденных газет еще нет. Грязные оборванные дети клянчат фартинги или предлагают поднести сумки. Слоняется бродяга с длинной бородой, побитым лицом, в драном пальто, ноги обернуты тошнотворными тряпками, в руке грязный узел; он не обращает ни малейшего внимания на вокзальных служащих, которые пытаются прогнать его на улицу.