Книга Роковой поцелуй - Лара Темпл

– Говарду. Датированы 1801-м годом.

– Год его смерти. Там написано, от кого они?

Оливия замолчала. Послышался шорох бумаги.

– От Тессы.

Он не ожидал, что испытает такое облегчение. Вместе с тем на него нахлынули и другие чувства.

– Тесса – моя мать. Ее полное имя – Тереза.

– Я уберу их назад.

– Нет. Вы же хотите прочесть письма, так читайте!

– Они… личные.

– Личные?! – Он развернулся к ней лицом. – У вас, мисс Силвердейл, настоящий талант к преуменьшению. Неужели мы наконец достигли предела вашей дерзости? Читайте письма, будь они прокляты!

Он очень хотел пристыдить или рассердить ее, но лицо Оливии смягчилось. Ему не нужны были ни ее жалость, ни сострадание… К счастью, он не успел сказать или сделать то, о чем потом пожалел бы, потому что она отвернулась.

– Читайте вслух!

– Лорд Синклер, ни к чему меня так наказывать… Ведь больно, скорее всего, будет не мне.

– Читайте!

– Очень хорошо. – Она набрала в грудь воздуха и начала:

«Дорогой Говард!

Так как два дня назад я написала тебе длинное письмо, сейчас мне почти нечего добавить, и я даже не знаю, успеешь ли ты получить мое послание до отплытия. И все же не могу устоять и не написать тебе еще несколько слов с призывом скорее плыть домой. Сообщаю, что Лукас благополучно вернулся домой.

Прилагаю наглядный привет от Сэм; она утверждает, что зеленая клякса в центре – это твой корабль, который несет дракон.

Последнее время мы все очень заняты. После возвращения из Харроу Лукас взялся подготовить Чеза к поступлению в то же почтенное учебное заведение на следующий год.

Я беспокоилась, что события последних нескольких лет могли негативно сказаться на нем; спешу заверить тебя, что это не так. Сэм подбежала к нему, и на миг я испугалась, что он сочтет себя слишком взрослым для проявлений нежности, но через миг они втроем крепко обнялись и расхохотались.

Чез на седьмом небе от счастья. По-моему, он больше всех скучал по брату, хотя меньше остальных показывал свои чувства.

Я решила не говорить детям о смерти твоих отца и брата. Если даже не принимать в расчет совсем не лестные обстоятельства – хотя и вполне правдоподобные, насколько мне известно, – я рада, что, по крайней мере, причастные к делу женщины не пострадали. Я решила, что лучше подождать твоего возвращения. Надеюсь, что письмо, в котором тебе сообщают об обстоятельствах их смерти, не стало для тебя большим потрясением. Однако, как ты понимаешь, мне трудно их оплакивать.

Возможно, для нас это станет новым началом.

Я исписала почти целую страницу; спешу отдать письмо, чтобы его отнесли на почту. Приезжай скорее! И главное – береги себя. Не забывай надевать под пальто фланелевый пояс, который я тебе сшила! На корабле будет промозгло, а ты должен оставаться в тепле.

Кажется, теперь мне следует называть тебя «лорд Синклер», но я не стану. И ты не смей называть меня «леди Синклер».

Пусть моя любовь всегда будет с тобой.

С любовью, твоя Тесса».

Она оказалась права. Ему стало больно.

Он отчетливо помнил тот день. Странно! В голове у него всплыло все до мельчайших подробностей: Сэм бежит к нему навстречу, мама стоит на крыльце небольшого домика. Он не помнил, как они смеялись и, обнявшись, катались по лужайке. Зато запомнил свою тогдашнюю нерешительность. Он повзрослел, но испытывал радость и облегчение оттого, что вернулся домой. Маленький домик в Берфорде всегда был для него больше домом, чем загородное поместье Синклеров или лондонский особняк. В Берфорде они прожили два года, а может, даже меньше.

Иногда Лукас гадал, не были ли его воспоминания о тех двух годах детскими фантазиями. И вот мамины слова все воскресили. Для нее все было настоящим. Что бы ни натворил отец, она была счастлива и по-прежнему любила его, хотя они и прожили в браке не один десяток лет.

Нужно будет показать письмо Чезу и Сэм. Так будет правильно.

Оливия сидела со связкой писем на коленях и водила пальцем по рисунку Сэм. Потом сложила рисунок, положила назад, завязала связку бечевкой, опустила в сундук и вышла из комнаты.

В первый миг он так удивился, что не знал, как реагировать. Он догнал ее на площадке второго этажа.

– Куда вы? – Он замер на месте, увидев, что она в слезах.

– Простите меня! – прошептала Оливия. – Мне не следовало их читать. Вы правы… Во всем правы. Мне так жаль…

Он обнял ее. Хотя больше всего на свете ему хотелось отнести ее наверх, в спальню, он повел ее вниз. Когда они вернулись в кабинет, он не выпустил ее. Они вместе сели на диван. Лукас дал ей свой носовой платок, и она безудержно зарыдала. Плечи у нее дрожали, и она показалась ему на удивление беззащитной. Он рискнул дотронуться до ее рыжеватых кудрей, небрежно собранных в узел. Волосы у нее были мягкими, и от них пахло персиками. Он с трудом удержался от того, чтобы не распустить ей волосы и не зарыться в них лицом.

Она заговорила приглушенно, потому что ее лицо было закрыто платком:

– Как замечательно пишет ваша матушка! Ах, как я была не права, когда заставила вас достать письма. Все неправильно!

Он не ответил. Нет смысла отрицать очевидное. Странно, что именно письмо так на нее подействовало.

Прежде чем он ответил, дверь открылась и вошел Джем. Он нес поднос с чаем; за ним следовала Нора. Оливия встала и, подойдя к столу, повернулась к ним спиной. Нора устремила на Лукаса убийственный взгляд.

– Что-нибудь еще, милорд? – спросил Джем.

Нора вышла не сразу за Джемом.

– Он хороший мальчик. Пусть остается, если захочет. У него хорошие манеры, – продолжала она и многозначительно добавила: – Если тронете хоть волосок на ее голове, вам несдобровать… милорд!

Лукас вздохнул, когда за ней закрылась дверь. Хорошо, что Оливия убрала платок. Однако она по-прежнему рассеянно смотрела в стену; такое выражение нисколько не успокоило его. Носик чайника звякнул о чашку, когда он наливал чай. Оливия вздрогнула, вытерла лицо, высморкалась, а потом развернулась и взяла у него чайник.

– Вы правы – я пытаюсь пробить стену, но за ней ничего нет. От меня один вред. Я буду скучать по этой квартире.

– Почему? Куда вы теперь?

– Не знаю. В Йоркшир я вернуться не могу и не представляю, что вернусь в Гилфорд. Бедная Элспет! Тогда все казалось правильным, но сейчас… Да и в Лондоне не лучше. Вы правы насчет меня. Я не создана для бальных зал и парадных гостиных.

– Я так не говорил.

– Но имели в виду. Как бы там ни было, это правда. От меня и в Лондоне один вред. Я должна найти другой способ помочь Пейтонам. Мне нужно выйти замуж за Колина. По крайней мере, избавлю их от материальных затруднений.