Книга Горечь рассвета - Лина Манило

* * *

Однажды, восемнадцать лет назад, в доме богатого купца Феликса Мортеля заболела дочь. Купец славился своим крутым и решительным нравом, дочь воспитывал один и на метр не подпускал к своей Диане ни одну живую душу. Особенно это касалось мужчин — ни один из них не имел права даже одним глазом взглянуть на девушку. Жена купца умерла в родах, и больше всего на свете он боялся повторения судьбы для своей единственной и так отчаянно любимой дочери. Страх перед незнакомыми мужчинами, которые могли совратить его малышку и тем самым отнять у несчастного отца, был так велик, что даже образование Диана получала по переписке. Все лучшие умы государства, лучшие представители университетов, с удовольствием обучали девочку по средствам пространных писем, тем более что училась Диана хорошо, а вознаграждение ученые умы получали за свой труд даже слишком щедрое.

Шли годы, девочка росла на редкость красивой и умной. Тосковала она в своей клетке, хоть и золотой, безумно и вот однажды слегла окончательно. Просто в один из дней она не нашла в себе силы подняться с кровати.

Купец забил тревогу — шутка ли, единственная дочь умирает буквально на глазах, слабея с каждой минутой всё больше и больше. Пригласив для консультации свыше десятка лучших специалистов, купец решил узнать, возможно ли будет и лечение ненаглядной дочери осуществить дистанционно.

— Тоже по переписке? — хохотнул один из эскулапов, холеный брюнет с роскошными, завитыми по последней моде усами — лучший по части сердечных хворей.

Купец заскрипел зубами, явно разгневанный такой бесцеремонностью, что смел позволить себе какой-то паршивый докторишка! И когда над ним вздумали издеваться? Когда его Диана лежит бледнее простыни и даже от еды отказывается? А сегодня, между прочим, ее любимый крем-суп подан, специально! И даже Мортель согласился отведать этой мутной остро пахнущей сыром и специями жижи? Да если бы было нужно, он бы и из холерной лужи выпил, не то, что какой-то супчик похлебать — не смертельно же.

— Вы понимаете, господин Мортель, что без должного осмотра ни один из моих коллег, я уверен, не сможет дать точного ответа, что именно убивает вашу дочь, — подал голос другой врач, ещё бодрый седовласый и уставший — специалист по лёгочным заболеваниям. — Это же не уравнения решать и не романы обсуждать. Медицина — наука, не допускающая слишком больших расстояний.

— Точно — точно! — сказал третий, врач — инфекционист — крупный мужчина средних лет с окладистой, слишком даже ухоженной рыжеватой бородой. — Каждому из нас придется встретиться наедине с вашей дочерью и провести полный осмотр, согласно тому профилю, в котором мы, я надеюсь, являемся лучшими из лучших по обе стороны Царского моря.

Купец готов был скрипеть зубами от досады, потому что все до единого сходились во мнении: необходимо провести осмотр пациентки, причем немедленно, ибо каждая минута бессмысленных, по их мнению, споров ведет к неминуемому концу жизни его обожаемой Дианы.

Ах, если бы можно было вылечить дочь от этого странного недуга травами и заговорами, как раньше! Но нет, ничего не помогало и придется, по всей видимости, допустить всех этих мужчин к постели его малышки. Но, как бы ни было Мортелю больно только от одной мысли об этом, он смирился: несмотря на все свои странности, он был все — таки здравомыслящий и современный человек. И неважно, что он при этом чувствовал — здоровье Дианы намного важнее всех его страхов и тревог. Потому как, если она умрёт, Мортелю незачем будет жить дальше.

Скрепя сердце, он позволил врачам провести все необходимые им манипуляции. Долго доктора осматривали девушку, каждый про себя отмечая её небывалую красоту: белокурые волосы, спадающие упругими волнами до колен; зелёные, словно майская зелень, глаза и нежная, бархатистая кожа. Но опасаясь гнева Мортеля, эскулапы восхищались девушкой исключительно молча.

Один за другим покидали светила медицины роскошный особняк купца, пышно обставленный, но стылый и неуютный, и никто не мог с точностью сказать, что же всё — таки приключилось с его красавицей дочерью. Всё больше впадал в отчаяние Мортель, все слабее с каждой минутой становилась Диана.

Все эти бесполезные осмотры затянулись на неделю, пока в один из дней купцу не пришлось допустить к постели дочери врача, специализирующегося исключительно на заболеваниях сугубо женских. Осмотр занял не менее часа, за которые Мортель пережил, кажется, самые тяжелые минуты жизни за последнее время: как такое возможно, чтобы его ненаглядную Диану кто — то так бесстыдно разглядывал? Но нужно было проверить все варианты, и женское недомогание было последним из возможных.

Ожидание тянулось бесконечно, и вот опытный доктор вышел из покоев Дианы. Мортель — с растрепанными волосами, в мятой рубашке, вмиг словно постаревший — подбежал к врачу, хватая того за руки, умоляя сказать правду, какой бы ужасной та ни была.

— Она умирает? — Голос у несчастного отца треснувший, севший — он словно уже подготовился к самому худшему, намереваясь ради дочери пережить стоически все невзгоды.

Доктор, переминаясь с ноги на ногу, старался в глаза купца не смотреть, справедливо ожидая увидеть в них такую боль, которую сердце повидавшего на своем веку слишком многое может не вынести.

— Ну что вы молчите? Говорите же! На вас у меня была последняя надежда, не лишайте её несчастного отца.

Доктор проговорил, отведя взгляд серых глаз в сторону:

— Я даже не знаю, что сказать.

— В смысле? Все настолько плохо?

Доктор откашлялся и продолжил:

— Понимаете, я же слышал, что вы к ней никого из мужчин не пускали. Об этом все знают, кого ни спроси.

До Мортеля не сразу дошел смысл сказанного, а, наконец, вникнув, чуть не упал в обморок. Но последняя надежда ещё теплилась в сознании, удерживая в границах реальности.

— Никогда ни один мужчина не переступал порога моего дома. А если и был кто, то Диана никого из них не видела.

— В общем, смею Вас заверить, кто — то все — таки пробрался через все ваши барьеры. Ваша дочь, мистер Мортель, беременна и это верно так же, как то, что я стою сейчас перед Вами.

Мортель молчал долго, стараясь успокоиться и не наделать глупостей, о которых потом пожалеет. Сотни мыслей, одна кровожаднее другой, проносились в голове. Воспаленное долгими бессонными ночами сознание рисовало страшные картины. Набрав полную грудь воздуха, громко выдохнул и проговорил:

— Какая нелепость, — получилось глухо.

— Что Вы сказали?

— Доктор, какой срок?

— А, срок, — будто обрадовавшись чему-то, улыбнулся доктор. — Двенадцать недель.

— Три месяца? Я никуда не отлучался в то время… Как с ней это произошло? Она не рассказала?

Доктор несколько минут молчал, смотря себе под ноги, словно не смел посмотреть Мортелю в глаза. Потом все — таки решился, поднял взгляд и Мортель увидел в глазах визави какой-то непонятный огонёк. Недобрый огонёк.