Книга Та, что превращает время в пыль - Кармаль Герцен

Как только бабушка ушла спать, я поднялась в спальню, выдрала из блокнота чистый листок и написала: «Привет, Розали-из-будущего!» И подпись: «Розали-из - прошлого». Небольшое ребячество, но, думаю, я могла себе его позволить. Потом я сложила листок вчетверо и спрятала его под отходящую половицу — в детстве, когда я гостила у бабушки, я часто прятала здесь одни из тех штуковин, которыми так восхищаются дети — вроде блестящих фантиков от конфет, красивых флакончиков и открыток. Потом уезжала к родителям, а вернувшись, первым делом

— после чая с шоколадом, разумеется, поднималась наверх. Чтобы, сидя на полу и чувствуя себя охотницей на сокровища, рассматривать добытые из-под половицы дары «Лавандового приюта».

Я не удержалась от соблазна и, прежде чем отправиться назад, еще немного постояла в дверях бабушкиной спальни. И, сморгнув слезы, остановила время — чтобы заново запустить магический механизм.

Впервые возвращение далось мне так непросто. Меня затошнило как при сильнейшей качке, перед глазами заплясали фиолетово-красные пятна. В какой-то момент мне показалось, что меня просто вывернет наизнанку, но, к счастью, обошлось. Зато когда безумная карусель остановилась и я вернулась в точку, с которой и начала свой путь, то просто рухнула на колени — будто некая сила вытолкнула меня из временного торнадо.

Мне потребовалось не меньше десяти минут, чтобы прийти в себя и отдышаться. Еще пять — чтобы остановить идущую из носа кровь. Я не чувствовала ни сожаления, ни жалости к самой себе — я знала, на что иду, когда искажала время. И… это того стоило.

Полностью оправившись, я поднялась к себе. Ринулась к половицам, в настоящем скрытым моим любимым длинноворсным ковром. По нему идешь босиком, и ноги по щиколотку утопают. Теперь же я безжалостно закинула край ковра наверх и заглянула под половицу. Руки так сильно дрожали, что я не с первой попытки сумела развернуть вчетверо сложенный листок — хотя особой надобности в этом уже не было.

«Привет, Розали-из-будущего!

Розали-из-прошлого»

У меня получилось. Я сумела вернуться в прошлое. Я сумела его изменить.

Глава девятнадцатая

Я стоял у окна, пока миссис Эйзерваль накрывала стол. Мальчишки-газетчики надрывали голоса:

-… второе убийство!

— … убита в собственном доме!

— … убийца вернулся два года спустя!

За спиной я услышал тяжкий вздох Дори: «Ужас-то какой», и порывисто развернулся к ней.

— Что значит: «убийца вернулся»?

— Как же, сэр Валентрис, вы не знаете? Ох, простите, вас же не было в Ант-Лейке в тот год!

— А что произошло в Ант-Лейке два года назад? — осторожно спросил я, отходя от окна.

— Убийства, сэр. — Миссис Эйзерваль замолчала. Даже губы поджала, словно подчеркивая, что не желает говорить. В отличие от большинства слуг, сплетни она не жаловала.

— Пожалуйста, Дори, скажите мне, что происходило два года назад, — с нажимом сказал я. — Это очень важно.

Что-то в моем лице — или же тоне — убедило ее. Помявшись, она неохотно произнесла:

— Да и рассказывать, сэр, особо нечего. То же, что и сейчас — девушки с глазами на ладонях, черные лилии, свечи. Все то же, о чем газетчики кричат.

— И сколько было жертв?

— Пять жертв, сэр. Пять убитых девушек.

Я молчал, постукивая пальцами по поверхности стола. И почему мне не приходило в голову разузнать, случались ли прецеденты? Неверное, потому, что прежде мне не приходилось и прибегать к расследованию — зачем, если жертва сама указывала мне на своего палача? Теперь же было все иначе.

— И убийцу, конечно же, не нашли?

Миссис Эйзерваль покачала головой.

— Нет, сэр. Девушки еще долго из домов выходить боялись.

— Дори… А вы когда-нибудь слышали о Дочерях Лилит?

Нахмурившись, она снова помотала головой.

— Нет, сэр. Простите.

Пообедал я без аппетита — после услышанного кусок в горло не лез. Взяв из рук Эйзерваля перчатки и трость с набалдашником в виде морды оскаленного тигра, поправил цилиндр и покинул дом. Оказавшись на улице, вытянул руку. Спустя пару мгновений ко мне подъехал кеб, я сел на потрескавшееся кожаное сидение. Кучер подстегнул лошадей, и экипаж покатился по мостовой. Я провожал взглядом пышно одетых дам — редко кто из них одаривал меня улыбкой или даже кротким взглядом из-под опущенных ресниц. Возможно, некая холодность в моем лице отталкивала, отпугивала их. Но не скажу, чтобы это сильно меня тревожило — я все еще не мог забыть Селин.

Как только мы прибыли на место, я спрыгнул с приступки, и тут же отшатнулся — едва не попал под копыта лошадей, бредущих следом и везущих крытый фургон. Протянув кучеру монету, поднялся на крыльцо.

Дверь мне открыл высокий смуглокожий мужчина с идеальной выправкой. Кажется, его звали Фердинанд.

— Кристиан Валентрис к виконтессе Фелиции Арей.

Дворецкий обронил: «Прошу вас подождать», и скрылся в глубине дома. Спустя минуту ко мне вышла взволнованная сестра.

— Ах, Кристиан, ты слышал, какой кошмар творится в Ант-Лейке?

Фелиция выглядела бледной, тщательно скрываемый страх плескался на дне ее изумрудных глаз. Но даже страх не мог затмить ее красоту или допустить малейший огрех в безупречном облике. Волосы заколоты шпильками с драгоценными капельками на конце, и лишь одна витая прядь падает на фарфоровую кожу. Платье из багряного бархата, на плечи накинута кружевная шаль.

— Слышал и, признаюсь, меня это очень беспокоит.

В очередной раз мне пришлось пожалеть о пропасти, однажды появившейся между нами. Пропасти, имя которой «ложь». Я бы хотел говорить с сестрой так же открыто, как с Розали, но что бы я ей сказал? Что не просто слышал об убитых девушек, но и видел их своими глазами — так же ясно и отчетливо, как видел сейчас Фелицию? И больше всего на свете боялся однажды прийти на зов ночи и увидеть усыпанное черными лилиями тело сестры? В отличие от Розали, Фелиция не знала о моей сущности Ангела Смерти. Ей не объяснишь, что я делал на месте преступления.

А открыть правду я не был готов.

Меня встревожило сказанное Дори Эйзерваль несколькими минутами ранее. Пять жертв два года назад, и две — за одну неделю в этом. Черные лилии и свечи, татуировка глаза на ладони — все это могло оказаться лишь фальсификацией, призванной скрыть истинный мотив убийцы и убедить общественность в возвращении маньяка прошлых годов. Что, если и поклонение дочери дьявола было здесь ни причем — ведь я не знал, была ли вторая жертва Дочерью Лилит. Что, если жертвы были выбраны совершенно случайно?

— Господи боже, Кристиан, ты что, беспокоишься за меня? — Фелиция слишком хорошо знала меня, чтобы увидеть за маской сдержанности мои истинные чувства.