Книга Мудрый король - Владимир Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филипп какое-то время молчал, глядя в окно на островок Коровьего перевоза, прямо напротив западного мыса Сите. Потом снова обернулся:
– Я слышал, они живут богато и мирно, лучше, чем мы. Так ли это?
– Там много богатых городов, и у них оживленная торговля с Востоком. Дворяне и горожане равны, даже заключают между собой браки. А какие там трубадуры! Слава об их искусстве гремит по всей Европе. Окситания – открытая страна с высокой культурой, а сервы почти все лично свободны. Нет войн, турниров, преследований еретиков. Лакомая добыча для рыцарей-грабителей из Франции и жадных до чужого добра продажных католических попов вместе с папой. Вот что такое наша страна, король Филипп. Я называю ее раем, вашу – адом. Франция – страна грубых варваров, где нет почтения к женщине, где все думают только о войне да собственном обогащении. Не хочу жить во Франции. Моя родина – Тулуза! Отпусти меня туда, король! Я погибну здесь…
Филипп подошел, сел рядом.
– Отпущу, Бьянка, как обещал. Вот только рыцари вернутся оттуда…
– Боже, что они там еще натворят! – закрыла лицо руками Бьянка. – Побьют скот, порубят виноградники… а сколько убьют людей, которые не сделали им ничего плохого! Всё потому, что так повелел римский папа, наместник не Христа, а сатаны. Да будет проклят он в своем дворце и со всем своим клиром – сворой лживых епископов и кардиналов, погрязших в заблуждениях и пороках!
– Что ты будешь делать в Тулузе, Бьянка? – после недолгого молчания спросил Герен. – Пусть даже у тебя есть дом, но ведь ты не можешь выйти замуж. Ты «совершенная», а значит, «чистая» или монахиня, и тебе запрещено вступать в брак. Только вот что касается любви… – Герен усмехнулся, покрутил ус. – Как ты будешь справляться с этим? Ведь не из камня же ты. Молодая, живая, красивая… А ведь плоть, как ни старайся ее заглушить или убить, все же заявит о себе.
К его удивлению, Бьянка, с ответной улыбкой, тотчас разъяснила ему сексуальную позицию катаров:
– То, что мы не считаем брак таинством, вовсе не означает, что мы призываем паству к воздержанию. Мы, южане, почитаем и духовные, и телесные радости. Ты прав, Герен, человек создан не из камня, и мы говорим: «Если нельзя обойтись без удовольствия, лучше вступить в свободный союз, но не в брак». Тебе покажется это странным, но хотя мы и презираем плотские утехи, все же одобряем половую свободу. Причем проповедуем даже, что предпочтительнее иметь отношения с чужеземцами или даже с родственниками, потому что такое действие влечет за собой исповедь.
– А «совершенным» это тоже не возбраняется? – хитро усмехнулся Герен. – Ты ведь, как я понял, из высшей касты, сродни Христовой невесте?
– А разве монахини без греха? – скосила на него лукавый взгляд Бьянка. – Кому, как не тебе, брат Герен, знать, чем занимается монастырская братия, включая сюда и женский пол, в стенах обители и за ее пределами? Или станешь сие отрицать, беря грех на душу?
– Правда твоя, сестра, – кивнул Герен и, засмеявшись, перекрестился.
– Не будем больше об этом, – поставила точку в разговоре Бьянка.
– Скоро Рождество, – неожиданно напомнил Филипп. – Как объясняют это слово катары?
– Рождество – пришествие Христа в царство зла.
– Потом Пасха…
– Пасха – победа Христа над сатаной. А Троица – воспоминание об основании нашей Церкви, о нисхождении Святого Духа на «совершенных».
– И на этом довольно, – объявил Филипп. – После таких бесед необходим отдых голове. Я отправляюсь к отцу.
– Не обессудь, король, – сказала Бьянка напоследок, – на юге много сект, различные учения. Могла что-то напутать, забыть. Но смысл один: Катарская церковь чистая. Мы отличаемся высокими моральными достоинствами, это делает нас в глазах людей чуть ли не святыми; мы им нравимся, они приветствуют нас и дают нам приют. А ваше духовенство распущено, погрязло в роскоши и разврате. Вот почему наша Церковь для вас представляет опасность. Вот для чего папа объявил против нас крестовый поход.
Бьянка поднялась с места, вздохнула, подошла к окну и поглядела на синеющую вдали громаду Булонского леса. Потом резко повернулась влево, в сторону, где несла свои воды Луара, где жил ее народ. Туда отправилось войско рыцарей – грабить, жечь, убивать мирных людей, не зная их веры, жизни, но повинуясь воле паука, одна из лап которого злобно указала на окситанский край.
Она оглянулась. Оба собеседника сразу же отметили произошедшую в ней перемену: брови сдвинуты, губы сжаты, глаза – две темные, холодные впадины.
– Отпусти меня, король, побродить по городу, – глухо обронила Бьянка.
Филипп кивнул, предупредив:
– Будь осторожна и сдержанна на язык. По улицам бродят клирики – присматриваются, прислушиваются. Шпионы епископа. Помалкивай, даже если услышишь что-то о еретиках.
– Одна я не пойду. Только с провожатым. Мы, катары, страшимся одиночества и всегда ходим по двое.
– Неплохая мера предосторожности. Я пошлю за Гартом, – улыбнулся король. – Полагаю, лучшего спутника тебе не найти. – Он дал ей кошелек с деньгами. – Возьми. Это для нищих.
Она нашла его в галерее, среди придворных. Отозвала в сторону.
– Ты свободен, Гарт? Я отправляюсь на прогулку, мне нужен попутчик. Пойдешь со мной?
– Ах да, вы, катары, всегда ходите парами. Таков ваш закон. Но я же не твоей веры. Или это допускается?
– Я могла бы пойти с кем угодно из кухонной прислуги. Или с Гереном. Но я хочу с тобой… – Она опустила глаза, щеки слегка заалелись. – Мы так давно знакомы. Ты спас меня. Ближе друга у меня нет.
– И у меня, Бьянка… – Он взял ее руки в свои. – Идем, я покажу тебе город. Мне приходилось бывать тут.
Они обогнули королевский дворец слева и пошли по набережной мимо часовни Сент-Никола, вместо которой полвека спустя Людовик Святой прикажет возвести готическую капеллу Сент-Шапель. Здесь будут храниться священные реликвии и Терновый венец Христа.
Стоял ноябрь. С запада дул слабый, но уже холодный ветер. Оба, Гарт и Бьянка, плотно закутались в шерстяные плащи.
– А знаешь, я ведь могла и не поехать за тобой, а остаться в одиночестве, – сказала Бьянка. – Тогда, помнишь, когда меня везли на муле?
– Почему же увязалась за мной?
– Здесь три причины. Одну ты знаешь: нам полагается путешествовать вдвоем.
– Другая?
– Я неожиданно увидела старуху. С палкой, неряшливо одета, седые космы развеваются на ветру. Подойдя, она внимательно оглядела меня и сказала, указывая рукой туда, куда ты уехал: «Следуй за Тристаном, Изольда! Спаси жизнь короля. Всемогущий Мерлин приказывает тебе, я слышала его голос, хотя он и спит. Постой. У тебя бледное лицо, гордый взгляд. Тебя вели на казнь? Ты еретичка? С чего бы им тогда вести тебя к костру?» И она указала своей палкой на десяток мертвецов вокруг меня. Я во всем призналась ей. Вот что она ответила: «А-а, катары… Умные, светлые, а значит, гонимые. Во всяком случае, они умнее этого сборища ослов, что зовутся христианами. Давно им пора перебить монахов и епископов». – «А папу?» – «Этого надо сжечь! И весь его преступный и продажный клир туда же. Бездельники и воры! Только и знают, что грабить народ да пугать его муками адовыми. А кто его видел, этот ад? Есть ли он? Кто его выдумал? Ваш Бог всех создал одинаковыми, только одним дал хитрый ум, а другим – ленивый». – «Наш? – спросила я ее. – Разве Он и не твой тоже?» – «Никакого бога нет, запомни это, девочка», – ответила она мне. – «Ты рассуждаешь, как богоотступница и еретичка, сказала я ей. – Церковь уверяет, что души еретиков и безбожников заберет к себе дьявол». Она ответила: «Еще одна выдумка попов. Здорово же они дурачат народ. Но торопись, делай то, что говорю тебе. И помни, старая Эрвина никогда не лжет». Так я оказалась рядом с тобой, Гарт, и кажется, вовремя. Своими глупыми молитвами монахи погубили бы Филиппа.