Книга Ведьмина деревня - Ольга Богатикова

Другие волховчане тоже ничего странного в нападении на охотников не увидели — нежить, она нежить и есть, тем более ночью, тем более в волховской лесополосе.

Единственными, кого этот случай обеспокоил, стали местные оборотни — дядя Миша и дядя Игнат. Вечером, отправившись за сахаром в сельский магазин, я слышала, как они, удобно усевшись на лавочке, недоумевали по поводу ран пострадавшего мужчины. Мол, навки из добычи плоть кусками вырывают, царапать ее когтями им без надобности, а значит, что-то во всей этой ситуации не так.

Между тем, на следующий день про кровавое происшествие уже никто не вспоминал. Я тоже выбросила его из головы, потому как теперь меня занимал другой вопрос, менее важный, но при этом весьма актуальный: где найти платье для Ивана Купалы?

Собираясь в Волховское, я взяла с собой не очень много одежды, к тому же, среди нее преобладали джинсы, шорты и простенькие футболки (кого мне в деревне удивлять-то?). Еще имелся короткий зеленый сарафан на тонких бретельках, который для праздника совершенно не годился.

Ехать в ближайший город за соответствующей одеждой было глупо, поэтому за помощью в поиске наряда я обратилась к бабушке.

Лекарцева-старшая долго рылась в своих шифоньерах, а потом вдруг протянула мне совершенно потрясающую вещь. Это оказалось то самое, нужное платье — прямое, молочного цвета, с тонким пояском и узкой синей вышивкой по вороту, подолу и длинным рукавам.

— Я купила его очень давно, еще до свадьбы с твоим дедом, — сказала бабуля. — А надевала всего два раза. Наверное, все это время оно дожидалось тебя.

Во время примерки обновка села на мне, как влитая. Оставалось только ее постирать, и наряд был готов.

— Ганс, ты когда-нибудь участвовал в празднике Ивана Купала? — спросила я как-то вечером своего ворона.

Обещанные игры и обряды ждали нас уже завтра, и мне очень хотелось с кем-нибудь их обсудить. Спутник же за несколько дней, что провел в доме моей бабушки, проявил себя, как умный и приятный собеседник.

«Нет, не участвовал. Только пару раз наблюдал, как празднуют другие».

— Почему?

«На моей родине Купала зовется по-другому и отмечают его совсем иначе, а в Россию я попал уже будучи птицей. Сама понимаешь, в этом теле через костер прыгать неудобно».

— Так ты не русский?

«Я — ворон, а значит интернационален. Но родился и вырос в другой стране».

— В какой?

«В Австрии».

— Ого! — заинтересовалась я. — Как же ты попал в Россию?

«С одним из своих спутников. Так вышло, что мой австрийский маг внезапно умер, и меня взял к себе его приятель».

— Он был русским?

«Венгром. Вместе с ним я и приехал в Советский союз. Если память мне не изменяет, это было сорок шесть лет назад».

— Что же тот венгр забыл в СССР?

«Работу. Его пригласили в качестве главного инженера на один из оборонных заводов страны. Семь лет он трудился на нем, как проклятый. Пока не сел в тюрьму».

— В тюрьму? За что?

«Было за что, Люсенька. С твоего позволения, в подробности того дела я вдаваться не буду. Оно уже давно быльем поросло, да и вряд ли тебе будет интересно слушать про заводские финансовые махинации. Лично для меня самое ужасное было в том, что домашних питомцев в не столь отдаленных местах держать нельзя, поэтому нам пришлось расторгнуть свой союз. Абель пошел по этапу, а я отправился на поиски новой жизни».

— А кто стал твоим следующим спутником? Баба Зина?

«Да. Она в прямом смысле оказалась моим спасением. Подобрала на газоне, когда я уже погибал от магического истощения, накормила, обогрела, оставила у себя. Жизнь в ее доме, конечно, сильно отличалась от той, какую я вел раньше, но меня все устраивало. После шести лет скитаний и поисков нового спутника я замечательно научился ценить людей. Тем более, Зинаида всегда относилась ко мне не как к птице, а как к полноценному человеку».

Вот это да!

Какая, однако, у Ганса незавидная участь! Вот уж действительно, мы в ответе за тех, с кем связали себя магическими обязательствами…

* * *

В Степановку, где из года в год проводились купальские гуляния, мы с Мариной отправились после полудня. Клавдия Петровна ушла туда еще рано утром, чтобы проверить, насколько хорошо местный сельсовет провел все необходимые организационные работы.

Погода, как и полагалось, стояла отличная, поэтому пять километров до соседнего села мы, заранее нарядившись в белые платья, также решили преодолеть пешком.

— А почему праздник начинается после обеда? — спросила я у водяницы.

— Традиции, — ответила она. — Главные гуляния происходят ночью, и до заката нужно успеть провести кучу игр и обрядов.

На место явились аккурат к началу забав. Сама Степановка, кстати, выглядела потрясающе: каждый дом и каждый забор были украшены цветами и яркими лентами, а возле некоторых дворов сметливые хозяйки поставили длинные столы, которые ломились от пирожков, блинчиков и ягод, приготовленных на продажу.

Наслушавшись рассказов Марины о прошлогодних гуляниях, я ожидала увидеть здесь большую толпу народа, однако, по факту людей было не так уж много — всего несколько десятков.

Клавдию Константиновну, главного инициатора будущего действа, это, к слову, абсолютно не смущало. Это неземное создание чинно прогуливалось среди молодежи в чудесном стилизованном костюме, улыбалось и время от времени давало участникам какие-то указания.

Настроение у всех было позитивное, если не сказать игривое.

— Все в сборе? — добродушно провозгласила ягиня, когда мы с водяницей присоединились к степановцам и их гостям из районного центра. — Да начнется праздник!

Из установленных на улице музыкальных колонок тут же заиграла веселая мелодия. Молодежь радостно загалдела и дружною толпою отправилась на ближайший луг плести венки — главный атрибут Ивана Купалы. Дабы женская половина гуляющих не носилась по лугу и не отбирала друг у друга лютики-ромашки, кто-то заботливый подготовил для нее несколько большущих охапок, в которых вперемешку находились полевые и садовые цветы, а также куча самых разнообразных трав, которые тоже было можно использовать в работе.

Пока девушки и женщины плели себе головные уборы, мужчины во главе с Клавдией Константиновной собрали два высоких снопа и со смехом и шутками принялись сооружать из них чучела Марены и Купалы, которые затем (как объяснили мне степановские девушки) надлежало сжечь в ритуальном огне.

Как только фигуры «главных героев» были готовы, их вынесли на середину луга, а все мы встали вокруг них в широкий хоровод. Музыка, звучавшая из уличных динамиков, вдруг стихла, а ей на смену пришел тихий голос пастушьей жалейки. Ее песня, живая и щемяще нежная, молнией прорезала жаркий июльский день и на пару секунд заставила замолчать развеселившихся зубоскалов. Однако грянувшие вслед за дудочкой скрипки и цимбалы все вернули на круги своя — наш хоровод с заливистым смехом двинулся вокруг травяных чучел.