Книга Фараон - Кристиан Жак

– Немедленно вези вино во дворец! И в пути не задерживайся.

– Будешь меня подгонять? Я что, когда-нибудь опаздывал? Если мои услуги тебя не устраивают, найди другого поставщика!

– Не злись. У меня своих хлопот полно.

Этой фразой Антеф положил конец их словесному поединку.

«Все чиновники одинаковые, – подумал Старик. – Считают, что им все дозволено! Но без простых людей, таких, как я, что они могут?»

Ворча себе под нос, он отобрал несколько кувшинов, запечатанных еще при первом из Тутмосов. Северному Ветру предстояло с тысячью предосторожностей доставить их во дворец.

* * *

Царственная чета и верховные сановники государства отправились на корабле в маленький храм города Тод[45], расположенного недалеко от столицы[46]. Будучи обиталищем бога Монту, который направляет руку царя в битве, этот храм являлся частью архитектурного ансамбля – своеобразной магической ограды вокруг Фив. Избрав это место, Тутмос ясно давал понять: судьба незаметной спутницы жизни не для Сатьи, она будет участвовать во многих сражениях, неразрывно связанных с управлением страной, и силу ей ниспошлет небесный сокол.

Минмес смахнул пот со лба. У скульпторов было мало времени, чтобы выполнить царский приказ. Понравится ли Тутмосу результат? В сопровождении первого министра, членов правительства и верховного жреца Амона он вошел в святилище вслед за царской четой.

На стенах – изображения фараона, преподносящего хлеб, вино и молоко богам, которые поглощают ка этих продуктов, нарисованных в общих чертах. Тутмос опускает на голову Сатьи корону, и отныне она – государыня Двух Земель. Корона[47] украшена двумя стилизованными перьями, символом животворного дыхания, и покрывалом, наводящим на мысль о грифе: иероглиф, используемый для его обозначения, также служит для написания слов «мать» и «смерть». Мать своего народа, великая царская супруга обрекает на смерть своих врагов…

– Ты – та, что видит Гора и Сета в одном существе – в фараоне! – провозгласил Тутмос. – Ты утешаешь братьев, восставших друг против друга, и ты их примиряешь. Будь же Великой Чаровницей, той, кому суждено направлять мои поступки!

И столь величественной выглядела в этот момент Сатья, что присутствующие диву дались. Прирожденная царица! Ее природная сущность явила себя в эту торжественную минуту.

Для Минмеса близился критический момент. Царь предложил супруге полюбоваться часовней, где находилась церемониальная ладья, плывущая по просторам вселенной. У стен располагались несколько статуй сидящих фараонов.

И среди них одна вызвала всеобщее изумление. Она изображала не государя, но Сатью во всем ее царственном великолепии. Небывалая честь для новой царицы Египта!

34

– Кретин из кретинов! Да ты вообще понимаешь, что натворил? И откуда только у тебя руки растут?

Вытянувшись в струнку, с судорожно подергивающимся адамовым яблоком, глашатай Антеф пытался сохранить достоинство, пока Старик осыпа`л его проклятиями.

– Всего лишь кувшин с вином!

– Лучше молчи! Это наилучшее вино, ему нет равных! Сколько труда в него вложено! Напиток, достойный богов! Где тебе понять, сколько труда и умения надо, чтобы сделать такое! И тут ты, разиня, хватаешь кувшин как попало, чтобы тут же уронить!

– Хочу напомнить: я твой начальник.

– С чего бы я тебе подчинялся? Такие болваны уважения не заслуживают!

– Прискорбное происшествие, не спорю.

– Все, ухожу! Выкручивайся сам, как можешь.

– Я уже устал извиняться. Прости, прости, прости! Доволен теперь?

Старик поскреб подбородок:

– Ладно. Только впредь мои кувшины не трогай!

Антеф кивнул. Если на пиру в честь царицы что-то пойдет не так, он лишится места. А от выбора вин зависит многое…

* * *

Подруга Сатья – великая царская супруга. А она, певица храма Амона, влюблена в царя, который не удостоил ее ни единым взглядом. Но так хочет судьба, и Меритре ее принимает…

Она как раз одевалась, когда гримерша объявила о приходе государыни.

– Зеркало, быстро!

Меритре не успела подвести ресницы, но разве можно заставлять ждать царицу?

Как вести себя в присутствии той, что переступила границу потустороннего мира?

Сатья незамедлительно дала Меритре ответ, обняв ее, как прежде.

– Помнишь свою клятву?

– Да, но… ты – моя царица, а я – та, что тебе служит!

– Ты моя подруга, и дверь моих покоев для тебя всегда открыта. Сегодня во дворце пир, но меня это не радует. Ты знаешь, как я не люблю светские развлечения. Но когда ты запоешь, гости замолчат и я смогу насладиться прекрасным!

– Я желаю тебе… Будь счастлива!

– Не знаю, будет ли у меня, с таким грузом обязанностей, на это время. Но долг – превыше всего, Меритре. До скорой встречи!

Возненавидеть ее у Меритре не получалось. Подруга ее ничуть не изменилась – все такая же простая, светлая и прямодушная. Однако это была уже не та Сатья, которую она знала. После коронации изменился ее взор, как если бы она больше не принадлежала к роду человеческому; преображенная ритуалом, отныне Сатья излучала особую магию. Никому не стать подругой царицы, даже Меритре, которая поняла, насколько пугает эта роль. И как ни горяча была ее любовь к Тутмосу, участи Сатьи она не завидовала.

* * *

Антеф наконец вздохнул с облегчением. Царский виночерпий Минмес, глотнув Старикова вина, на минуту застыл, а потом вынес вердикт: «Великолепное! Выше всяких похвал!» Повара тоже потрудились на славу, и пир в честь новой великой царской супруги запомнится гостям наравне с предыдущим, в честь победы при Мегиддо…

Прислушиваясь к разговорам, – благо отличное вино развязало язык многим, – Минмес порадовался: Сатью не расхваливал только ленивый. Он сам, привыкнув критиковать и выискивать недостатки, был того же мнения. Простая и приятная в обхождении, она мгновенно расположила к себе дворцовую прислугу. Умея находить верный тон как со слугами, так и с придворными, великая царская супруга не станет злоупотреблять своим саном и будет властвовать не только над судьбами, но и сердцами.

Почетная гостья на пиру, Ипу, мать Сатьи, не могла опомниться от счастья. Робкая, худенькая, она только что удостоилась высочайшего сана Кормилицы, который позволял ей участвовать в воспитании детей царской четы. Взволнованная Ипу едва притрагивалась к роскошным яствам и слишком быстро осушала кубок, не сводя глаз со своей дочери.