Книга Спиноза - Петр Люкимсон

Спиноза отнюдь не был в этом смысле исключением. Причем, как мы увидим, отцовскую кровать он прихватил с собой в самом буквальном смысле слова.

Глава шестая
ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ

В момент отлучения Баруху Спинозе было 24 года, он находился в том возрасте, когда для многих наступает черед самых заветных свершений. До наших дней дошло несколько прижизненных портретов Спинозы, и именно по ним мы обычно представляем, как выглядел великий философ. Но следует отметить, что почти все они были написаны, когда философ уже находился в достаточно зрелом возрасте, и со всех них на нас смотрит умудренный, уставший от жизни человек с печальными глазами и характерными семитскими чертами лица. Колерус пишет, что Спиноза «…был среднего роста, черты лица имел правильные, смуглую кожу, волосы вьющиеся и черные, длинные брови того же цвета, так что по лицу в нем можно было легко признать потомка португальских евреев»[59].

Несмотря на то что внешне Спиноза демонстрировал презрительное равнодушие к наложенному на него херему, на самом деле это, безусловно, было не так. Если верить Лукасу, чье сочинение, как мы уже говорили, по своему духу, структуре, а местами и стилистически напоминает Евангелия, то после отлучения от иудаизма события развивались следующим образом.

Не простившие Спинозе отказа покаяться, одержимые злобой и ненавистью раввины во главе с Мортейрой решили во что бы то ни стало добиться изгнания Бенто Спинозы из Амстердама. Сознавая, что для этого у него нет необходимых полномочий и более того — даже права выдвинуть подобное требование, раввин Мортейра направился в магистрат и там стал убеждать отцов города, что Спиноза был отлучен за мерзкое богохульство, что, по мнению Лукаса, было грязной ложью, так как вина Спинозы не была доказана. Видя неистовство раввина, члены муниципального суда заподозрили, что старым евреем движет не благочестие, а ненависть и жажда мести, и потому поручили разобрать это дело священнослужителям. Те, внимательно разобрав дело и изучив оправдательные речи Спинозы в ходе раввинатского суда, не нашли в них никакого богохульства и поняли, что Мортейра откровенно клевещет на своего бывшего ученика. Тем не менее из солидарности с коллегой-священнослужителем, пусть и евреем, решили принять его сторону. В результате чего Спиноза и был на несколько месяцев изгнан из Амстердама.

Впрочем, Лукас спешит добавить:

«Вот каким образом отомстили раввины. Не столько это, впрочем, было их главной целью, сколько прекращение нежелательной шумихи вокруг самого несносного и самого докучливого из всех людей. Впрочем, приговор этот отнюдь не был вреден для г-на де Спинозы, а напротив, совпадал с его желанием покинуть Амстердам».

Таким образом, после своей бурной антисемитской эскапады он, по сути дела, тут же признает, что Спиноза вполне мог покинуть Амстердам и по своему желанию.

Эту версию так или иначе озвучивали все биографы Спинозы последних трех столетий. Хотя будь они лучше знакомы с жизнью еврейской общины Амстердама и законами этого города, то мгновенно бы поняли всю лживость замечания Лукаса: раввин Мортейра не мог обратиться с просьбой об изгнании Спинозы из города по определению. Причина в том, что ни один раввин вообще не мог напрямую обращаться к членам магистрата. Все связи между руководством города и еврейской общиной осуществлялись исключительно членами правления последней.

Мог ли Лукас ошибиться в таких деталях и на самом деле изгнания Спинозы потребовали не раввины, а все тот же маамад, то есть правление общины? Теоретически, конечно, мог, но если бы правление потребовало изгнания Спинозы, то упоминание об этом обязательно сохранилось бы в архиве еврейской общины, а его там нет и в помине!

Выше автор этой книги уже озвучил версию, согласно которой кальвинистская церковь по праву могла увидеть в идеях Спинозы куда большую угрозу основам христианства, чем иудаизма, а значит, теоретически пасторы могли быть куда больше заинтересованы в изгнании Спинозы, чем раввины. Но опять-таки, если пасторы — под дудку раввинов или по собственному почину — все же приняли решение об изгнании Спинозы из города, то постановление об этом должно было непременно храниться в городском архиве Амстердама.

Но подобного документа там опять-таки нет! Больше того — нет никаких документальных подтверждений, что вскоре после отлучения Спиноза вообще покидал Амстердам на сколь-нибудь продолжительный срок. Напротив, есть свидетельства (в том числе из архива инквизиции), что в 1656–1660 годах его часто встречали в городе.

Все это невольно наводит на мысль, что на самом деле ни еврейское, ни христианское духовенство изгнания Спинозы не требовали. Он спокойно продолжил жить в вольном городе Амстердаме, а всю эту историю с его изгнанием Лукас придумал, сознательно или бессознательно желая провести параллель между жизнью своего кумира и Иисуса Христа.

Конфликт Спинозы с раввинами и его отлучение с последующим изгнанием невольно ассоциировались у него с избиением младенцев, бегством святого семейства в Египет, спором между Иисусом и фарисеями, Голгофой и другими эпизодами Евангелий.

Однако историки, которые убеждены в достоверности изгнания Спинозы из Амстердама, напоминают, что подобная мера в тот период применялась пасторами города очень даже часто.

Так, в 1657 году были арестованы и затем изгнаны из Амстердама несколько членов секты квакеров, пытавшихся найти убежище в городе. В 1668 году за «еретические взгляды» был арестован и приговорен к десяти годам изгнания из города близкий друг Спинозы Адриан Курбах. Правда, приговор этот так и не был приведен в исполнение, поскольку Курбах скоропостижно скончался в тюремной камере.

«Если эти и многие другие жители Амстердама приговаривались к изгнанию, то почему такой приговор не мог быть вынесен и Спинозе?!» — спрашивают эти исследователи. Повторим, теоретически, конечно, мог. Но обо всех случаях изгнания еретиков из города нам известно из данных городского архива Амстердама, а вот в отношении Спинозы таких документов нет.

Вместе с тем после отлучения Спиноза, безусловно, был вынужден покинуть дом, в котором проживал вместе с братом Габриэлем — поскольку, останься он жить с ним под одной крышей, то херем распространился бы и на брата. В этом случае Габриэль не смог бы вести никаких торговых дел (точнее, всем евреям было бы запрещено вести с ним дела), что означало бы полное разорение.

Так «Торговый дом Бенто и Габриэля де Спинозы» превратился в «Торговый дом Габриэля де Спинозы». Мы не знаем, поддерживал ли Спиноза в этот период тайные, в обход херема, контакты с братом и сестрой, но доподлинно известно, что дела Габриэля де Спинозы шли ни шатко ни валко. В 1660-х годах он закрыл компанию и эмигрировал на Карибские острова. Так как Бенедикт Спиноза не оставил после себя прямых наследников, то можно считать, что с отъездом Габриэля история рода де Спиноза в Нидерландах закончилась.

Впрочем, Стивен Надлер полагает, что Спиноза съехал из дома, который в свое время арендовал отец, еще за несколько месяцев, а то и за год до отлучения, и поселился у ван ден Эндена. Во всяком случае, именно в этом доме он, вероятнее всего, жил в момент наложения на него херема и именно сюда был отправлен посыльный из синагоги, чтобы вручить Спинозе постановление маамада.