Книга Ответная любовь - Люси Гордон

Он боялся… Человек, который десятки раз смотрел в глаза смерти, боялся написать женщине, чей ответ мог принести ему больше боли, чем «мессершмитт».

Утром ему предстоял следующий вылет. Он поднялся в воздух и направился к морю в сторону материка. А дальше началась неразбериха. Самолет Марка подбили, и он пытался дотянуть до Англии. Ему это почти удалось. Но как только он пошел на посадку, начался пожар. Еще несколько секунд… еще немного… он отчаянно молился, чтобы не взорвались топливные баки…

Когда воздух прорезал ужасный крик, он даже не понял, кто кричит. Казалось, весь мир обрушился на него, пронзая, обжигая, приводя в ужас. Чьи-то руки сдвинули колпак кабины, вытащили его. Он лежал на земле и ждал своего конца. Все было кончено, осталась одна только боль — боль, что он больше никогда не увидит Ди. А потом наступила темнота.

Но вместо того, чтобы навсегда поглотить его, она отступила на время, наполнив его сознание плотным туманом, сквозь который слышался голос: «Может быть, там, в своем сердце, ты все же можешь слышать меня… мне так много всего хотелось бы тебе объяснить…»

Он попытался что-то сказать, но не смог издать ни звука. Голос продолжал обволакивать его: «Я любила тебя, но боялась сказать об этом… Я была так счастлива, когда ты предложил выйти за тебя замуж… я обманывала себя и не хотела ничего видеть, потому что ты был для меня всем…»

«И ты для меня все, — подумал Марк. — Так было тогда и будет всегда. Почему я только никак не могу сказать тебе это?»

В отчаянной надежде он открыл глаза, напряженно вглядываясь в склоненное над ним лицо. Перед ним сидела безликая сестра в своей белой униформе. Разочарование захлестнуло его, заставив сказать почти грубо: «Вы кто?»

Он смотрел на нее или, скорее, сквозь нее. В его глазах не было ничего — ни тени узнавания, ни следа какого-то чувства.

— Это я, Марк… Это я, Ди…

Но его глаза остались пустыми, пока он не закрыл их, пробормотав:

— Извините, сестра.

Ди вздохнула, говоря себе, что это ничего не значит. Она была в своей форме, волосы убраны под шапочку — такой Марк ее никогда не видел. К тому же он находился под действием сильных обезболивающих.

— Сестра… — пробормотал он.

— Я здесь.

Он глубоко втянул в себя воздух, напряженный выдох перешел в протяжный стон.

Доктор Ройс незаметно вошел в палату.

— Ему нужно ввести еще обезболивающего, — сказал он. — Вы мне поможете?

Вместе они сделали все необходимое, что принесло Марку некоторое облегчение. Он снова открыл глаза и пробормотал:

— Спасибо, сестра…

— Пусть поспит, — сказал доктор Ройс, выходя вместе с ней в коридор.

— Он даже не узнал меня, — вздохнула Ди.

— Учитывая его состояние, в этом нет ничего удивительного. Но его выздоровление в значительной мере зависит от того, что он вспомнит из своей жизни, а в этом вы бы могли помочь ему, как никто другой. Так что я оставляю его за вами. Да, я знаю, это будет тяжело, но вы должны быть профессионалом, сестра Парсонс.

— Понимаю.

Профессионалом. Вот что имело значение. Она должна забыть о своем стыде за все то, что говорила, за свое несдержанное излияние, за наивную надежду на искорку ответной любви, чтобы услышать только два слова: «Вы кто?»

— Возможно, тебе стоило бы остаться с ним на ночь, — сказал ей как-то вечером отец. Он весь день пробыл на своих тренировочных сборах, и они пришли домой почти одновременно.

— Ну а как же ты? — Ее голос отозвался эхом в гулкой пустоте доме. — Я не люблю оставлять тебя одного.

— Я уже большой мальчик, справлюсь. К тому же я не один. Со мной Билли, да и Хелен всегда со мной. И не думай, что я сошел с ума. Ведь это ее дом. Она создала его. А обо мне не беспокойся. Со мной все будет в порядке.

Ободренная его словами, Ди начала оставаться на ночь в больнице, чтобы как можно больше проводить времени с Марком. Она кормила его, делала перевязки, успокаивала, когда он находился в полузабытьи и бредил, прислушивалась по ночам к его тихим стонам.

Постепенно дозы обезболивающих стали уменьшать, Марк начал спать более спокойно. С головы сняли бинты, и Ди была удивлена, как мало он изменился. Для внешнего мира он остался таким же красивым молодым парнем, каким был раньше, — немного старше, немного более искушенным, но таким же.

Она проверила его пульс и подумала: «Если он сейчас проснется, то спросит ли он опять, кто я? Буду ли я по-прежнему для него только сестрой, которая ухаживает за ним? Узнает ли он меня когда-нибудь?»

Она отпустила его руку и стала ждать, когда он откроет глаза и посмотрит на нее.

— Доброе утро, — сказал Марк.

— Доброе утро.

Она села рядом с ним, улыбаясь и стараясь держаться бодро.

— Где я?

Она назвала ему адрес больницы и добавила:

— Вы здесь уже почти неделю.

— Что со мной?

— Вы сильно обгорели… Вам сейчас больно?

— Нет… просто немного кружится голова. Я ничего не помню… — Он посмотрел на нее. — Это вы были тут все время, да? Мне кажется, что я вас видел раньше. Вы сестра…

— Сестра Парсонс.

— О да… вы были здесь… и кто-то еще… Кто-нибудь приходил ко мне?

— Старший офицер и двое ваших товарищей. Вы были без сознания, поэтому они скоро ушли. Им просто хотелось убедиться, что с вами все в порядке.

— И больше никого?.. — прошептал он, и она подумала, уж не послышалось ли ей, что в его голосе прозвучала надежда.

— Больше никого. Вы кого-то еще хотели бы увидеть? Могу ли я вам помочь в этом?

Он вздохнул:

— Спасибо, но — нет. Она этого не захочет.

— Если это хороший друг, который беспокоится о вас…

— Хороший друг, — грустно улыбнувшись, повторил Марк. — Она была самым лучшим другом, только я этого не знал.

— А теперь?

— А теперь она презирает меня. Она ясно дала мне это понять.

— Возможно, она не это имела в виду?

— Когда женщина говорит мужчине пойти и прыгнуть с моста, не приходится сомневаться, что она имела в виду.

— Именно такими словами она и сказала?

— Словами, которые означали то же самое. Чтобы смягчить удар, она представила все так, будто я сам все решил. Но правда в том, что она презирает меня. — Он вздохнул. — Возможно, она права.

— Нет, она не презирает вас.

— Вы не можете этого знать.

И тут ее осенило. Ди выключила верхний свет, оставив одну неяркую лампу возле кровати, и села так, чтобы ее лицо едва угадывалось в темноте. Теперь она выглядела как неясная тень, и это могло сработать.