Книга По стопам Господа - Грег Айлс

От небольшого щита с надписью "Аргус оптикал" до лабораторного комплекса «Тринити» метров двести. Неприступно-неприветливое пятиэтажное здание из стали и затемненного стекла, шестьдесят акров леса, целый подземный городок и посадочная площадка для вертолетов. Сталь и стекло – это внешняя упаковка, напоказ. Настоящие, внутренние стены – из суперсовременного медного сплава под кодовым названием «Буря». Эта оболочка непроницаема для электромагнитных волн. Тот же принцип защиты от шпионажа применен и в зданиях АНБ в форте Джордж-Мид.

Поскольку здание было построено в низинке, своего рода глубокой чаше, то первые два этажа вообще не видны прохожему из-за ограды комплекса, а главный вход находится на третьем этаже, и к нему можно попасть, только пройдя по крытой галерее длиной метров тридцать. Эта галерея перед самым входом в здание сужалась. Там вас встречали офицер охраны, сверхчувствительные металлодетекторы, электронные «носы» для распознавания взрывчатых веществ и флюороскопы. Покажите пропуск с фотографией, приложите палец для сканирования и дайте тщательно обыскать себя и все, что вы с собой несете.

Я подошел к галерее и нажал кнопку. Дверь сводчатого прохода загудела и открылась – я зашагал дальше. Приближаясь к охраннику, я старался выглядеть как можно беззаботнее, хотя внутренне весь вибрировал от страха и напряжения.

– Доброе утро, профессор, – приветствовал меня толстяк средних лет по имени Генри.

Я втайне считал, что этот Генри чей-то родственник и тут по блату. Другие охранники были не старше тридцати – мускулистые парни и девушки без единой жиринки, с идеальной кожей и бараньими глазами. Генри отличался не только возрастом и дородностью, он единственный из охранной братии не брезговал здороваться с профессорами.

– Доброе утро, Генри, – сказал я.

– Не забудьте, в девять собрание в конференц-зале.

– Спасибо.

– У вас только четыре минуты.

Я покосился на часы и кивнул.

– Все еще не могу прийти в себя после смерти профессора Филдинга, – сказал Генри. – Говорят, помер раньше, чем приехала машина "скорой помощи".

Я вздохнул и сделал подобающе-печальное лицо. Ведь тут видеокамера и микрофоны, и надо соответствовать.

– Инсульт – штука коварная.

– Что ж, не худший способ отдать Богу душу. Я имею в виду – недолго мучиться.

Я выдавил улыбку и положил указательный палец правой руки на панельку сканера. Аппарат удовлетворенно пискнул: сошлось. После этого я прошел сквозь П-образные ворота – как в аэропорту, только длиннее, с куда большим количеством всяческих детекторов. Конференц-зал и административные офисы находились на пятом этаже. На двери кабинета Филдинга красовалась желтая полицейская лента. Кто ее нацепил? Вряд ли АНБ допустило сюда полицию. Быстро проверив, нет ли кого в коридоре, я взялся за ручку двери. Заперто. Тут, ясное дело, не заурядный замок из супермаркета. Если карманные часы Филдинга все еще в его кабинете, мне до них не добраться.

Я прошел по коридору дальше, к своему кабинету, и сел к главному компьютеру. Он был частью закрытой сети, которая обслуживала ученых и технический персонал в пределах здания «Тринити» и не имела никакой связи с внешним миром. В Интернет я мог входить при помощи второго компьютера, имевшего связь только в одну сторону, – можно было получать информацию, но порты для экспорта файлов отсутствовали. Электронная почта действовала лишь в пределах здания.

На экране главного компьютера мигало напоминание о собрании. Машинально я открыл список полученных электронных писем и с холодком в сердце поймал себя на том, что ищу обычное послание от Филдинга: он любил забрасывать мне всякую юмористическую мелочевку. Анекдот или забавную цитату вроде афоризма Томаса Генри Хаксли: "Ученые старше шестидесяти приносят больше вреда, чем пользы!" Но сегодня письмеца от него не было. И больше никогда не будет.

Я обвел свой кабинет унылым взглядом. Без Филдинга я осиротел. Шесть недель назад мы на пару остановили проект «Тринити», вызвав у коллег бурю возмущения. Но причину побочных неврологических явлений после Супер-МРТ мы так и не обнаружили. В одиночку мне проблему не решить. И как теперь отбиваться от желающих немедленно возобновить работы, я понятия не имел.

То, что я вызвался добровольцем на супертомографию, не было бесшабашной глупостью. Все свято верили в ее полную безвредность. Теория была проста: эволюция обезьяны в homo sapiens происходила при постоянном наличии магнитного поля Земли; мы безбедно живем в этом магнитном поле; наши МР-томографы генерируют магнитные поля в тридцать тысяч раз мощнее обычных фоновых – и никак не вредят здоровью, что доказано годами их использования. Чего же бояться? Однако разработанный у нас Супер-МР-томограф давал магнитные поля в восемьсот тысяч раз мощнее магнитного поля Земли. Нас заверили – это не опасно, а побочные проблемы типа нагрева ткани успешно решены во время экспериментов с животными.

Тем не менее через несколько дней после суперсканирования у каждого из шести добровольцев вдруг обнаружились настораживающие неврологические отклонения.

Ютта Клейн, главный проектировщик Супер-МРТ, перенесла краткосрочную потерю памяти. У Рави Нара развилась болезненная гиперсексуальность (его несколько раз поймали на мастурбации – в собственном кабинете и в туалете). У Джона Скоу появился тремор рук, Питер Годин начал страдать от эпилептических припадков, а бедняга Филдинг заработал синдром Туретта: он временами непроизвольно выкрикивал непристойные слова или бессмысленные куски фраз. Ну а меня Супер-МРТ наградил проклятой нарколепсией.

Рави Нара, наш увенчанный Нобелевской премией невролог, не сумел найти убедительного медицинского объяснения внезапному шквалу непохожих друг на друга заболеваний. Поэтому сканирование на Супер-МТР было временно приостановлено. Работы над самим компьютером «Тринити» продолжались, но инженеры Година были вынуждены экспериментировать, имея только первые шесть нейрослепков – и без надежды получить в ближайшее время новые. Никто не знал, насколько эти нейрослепки удачны, сделаны они с достаточным разрешением или нет, хватит ли их для "прорыва к созданию опытного образца".

Поскольку Рави Нара только руками разводил, то Филдинг пробовал сам, в редкие свободные минуты, разобраться с проблемой побочных явлений суперсканирования. Шесть недель спустя он высказал предположение, что эти проблемы вызваны нарушением квантовых процессов в нашем мозгу – и подкрепил свою гипотезу двадцатью страницами сложнейших математических выкладок. Рави Нара яростно возражал: мол, за всю историю неврологии ни один факт не указал на то, что работа человеческого мозга как-то связана с квантовыми процессами. Хотя только считанные физики поддержали эту внезапную и ошеломляющую теорию функционирования сознания (впрочем, среди них была такая фигура, как Роджер Пенроуз), Филдинг трудился не покладая рук, чтобы ее доказать.

Питер Годин поначалу отнесся благожелательно к теории Филдинга, но вскоре опыты по суперсканированию мозга приматов возобновились – и опять шимпанзе и орангутангам процедура не причиняла ни малейшего видимого вреда. Филдинг не сдавался: обезьяний разум, мол, ниже человеческого, оттого и квантовые процессы у них не задействованы, в том у нас и разница с ними! Теперь Годин только отмахивался от него, как от назойливой мухи. В конце концов я доложил о подозрениях Филдинга президенту – и тот официально приостановил проект, пока причина настораживающих побочных явлений не будет установлена.