Книга Завещание алхимика - Наталья Александрова

– Григорий, где ж ты так нажрался? Я же тебя только вбулочную послала!

Григорий в ответ удовлетворенно булькнул и перевернулся надругой бок.

Старыгин обошел его и протиснулся в подъезд.

Как и следовало ожидать, лифта в этом доме тоже не было.

Подъем на седьмой этаж без лифта – это один из наиболееэкстремальных видов спорта, доступных рядовому жителю современного мегаполиса.В нем удачно сочетаются серьезные физические нагрузки и многочисленныеопасности, поджидающие пешехода на каждой лестничной площадке, – отбросающихся под ноги кошек до падающих с верхнего этажа кусков штукатурки.

Все эти факты имели место при восхождении. Старыгин тысячураз давал себе слово заняться спортом или хотя бы регулярно делать зарядку поутрам. Примерно этаже на четвертом он почувствовал необходимость облокотитьсяна перила, но тут же оставил эту мысль, потому что перила были настолькогрязными, что невозможно было взяться за них без содрогания.

После пятого этажа Дмитрий Алексеевич задал себе прямойвопрос: что он, приличный цивилизованный и очень занятой человек делает на этойгрязной лестнице? Честный ответ звучал бы так: он служит на побегушках умалознакомой дамы, он пытается отыскать какого-то неизвестного художника,которого, возможно, уже и на свете нет. Или никогда не было, учитывая аварию инесомненные проблемы с психикой у мадам Лидии Грин. Или миссис.

Однако для честного ответа Дмитрий Алексеевич еще не созрел.Он убедил себя, что носится по городу не ради прекрасных меняющих цвет глазЛидии, а ради той самой картины, над которой работает.

На шестом этаже пришло второе дыхание, и он с новыми силамиустремился наверх.

Через четверть часа Старыгин завершил восхождение,остановился перед дверью, обитой прожженным в нескольких местах дерматином, инажал на кнопку звонка.

Ничего не произошло, то есть из-за двери не донеслось низвука.

Старыгин проследил за отходящим от звонка проводом и увидел,что провод оборван. Стучать в обитую дерматином дверь – дело неблагодарное, ноничего другого не оставалось. Дмитрий Алексеевич примерился, чтобы как следуетжахнуть по двери кулаком, но тут увидел прислоненную к стене ржавую железяку.Видимо, кто-то из гостей или сам хозяин притащил ее сюда с ближайшей свалки,чтобы упростить процесс проникновения в квартиру.

Старыгин поднял железяку и как следует шарахнул по двери.

Гулкий удар разнесся по лестничной клетке, и почти сразуиз-за двери донесся хриплый голос:

– Иду уже, иду!..

Вслед за этим послышались неуверенные шаги, брякнул засов,дверь открылась, и перед Старыгиным возникла опухшая физиономия почетногозверолова каботажного плавания.

Физиономия была покрыта трехдневной щетиной, какую теперь специальноотращивают следящие за модой представители творческих профессий. Правда,Синдерюхин достиг этого эффекта непреднамеренно, и он совершенно не выгляделчеловеком, следящим за модой. Он выглядел человеком спившимся, опустившимся иполностью утратившим человеческое достоинство.

– Ну что, Серафима, вернулась? – проговорил он,уставившись на гостя мутным взглядом. – То-то же! А то, видишь ли, ушла…далеко не уйдешь! Без Синдерюхина долго не проживешь! Недели не прошло, какобратно притащилась!

Тут до него дошло, что перед ним стоит вовсе не блуднаяСерафима, а какой-то незнакомый субъект мужского пола, и почетныйсталевар-надомник удивленно проговорил:

– А ты, мужик, откуда взялся? Ты вообще кто? ТыСерафиму мою не видел? Ушла, понимаешь, сразу после Нового года в магазин и невозвращается!

На улице стоял июнь, поэтому на возвращение Серафимы неследовало очень уж рассчитывать.

Старыгин оглядел Синдерюхина с ног до головы, от резиновыхгалош на босу ногу и мятых, вытянутых на коленях тренировочных штанов дозасаленной бескозырки почетного моряка, и понял, что получить от негоинформацию будет непросто.

Однако он не собирался отступать, потому что помнил ужасныйподъем по лестнице, поэтому выработал новую линию поведения.

– Вы – знаменитый художник Владимир Синдерюхин? –проговорил он с почтением.

– Вспомнили! – оживился тот. – Знаменитый,значит? Слышала, Серафима, я знаменитый!

Тут он вспомнил, что Серафима давно и надежно отсутствует, ипогрустнел.

– Ладно, мужик, пойдем в мою… эту… творческуюмастерскую! – Он развернулся и побрел в глубину квартиры. На полпути онпотерял одну галошу, как Золушка туфельку, но спохватился и вернулся за ней,подпрыгивая на одной ноге.

Старыгин последовал за Синдерюхиным по захламленномукоридору и вошел в мастерскую.

Стены мастерской были увешаны портретами металлургов ижелезнодорожников, строителей и колхозников, моряков торгового и рыболовецкогофлота. Представители всех этих героических профессий были изображены как будтопо трафарету – одинаковые жизнерадостные лица, на которых читалась непреклоннаярешимость, несгибаемое мужество и устремленность в светлое будущее. Различалисьони только цветом глаз и волос. Ну и одеждой, разумеется, по которой только иможно было отличить моряка от зверолова.

– Я-то в советские времена был – о! – проговорилСиндерюхин, гордо озирая плоды своего многолетнего труда. – Со мной личнотоварищ Сталеваров за руку здоровался, председатель Союза. «На тебя, –говорил, – Синдерюхин, всегда можно положиться! Ты хоть и пьешь, но делосвое знаешь, и всегда создаешь портреты современников в правильномреалистическом ключе! Не то что эти авангардисты и… как их… абстракционисты!»

Выдав эту тираду, Синдерюхин повернулся к гостю и спросил:

– А ты, друг, из какого СМИ?

– Из какого чего? – переспросил Старыгин.

– Ну, из какой газеты? Или ты с этого… с телевидения?Но тогда с тобой должен быть оператор…

– А, да, я из газеты… из газеты «Современноеискусство», – быстро выдумал Старыгин, почувствовав, что его собеседник,несмотря на опустившийся вид, не утратил связи с реальностью, и держаться с нимнужно осторожнее.

– Не слышал такой… – пробормоталСиндерюхин. – Наверное, новая какая-то… значит, вспомнили настоящегохудожника? Решили восстановить историческую справедливость? То-то! Жаль,Серафимы сейчас нету, в магазин вышла после Нового года… посмотрела бы, какменя ценят и уважают! Так что тебя, друг, интересует? Мои творческие планы илиэтапы большого пути? Я ведь такого могу порассказать – закачаешься! Помню, ввосемьдесят шестом году приехали мы с ребятами в зверосовхоз «Белый клык», атам как раз сбежал соболь-людоед… натурально, администрация в панике – чтоделать? Как спасать личный состав и материальные ценности? И тут мы с ЮркойЩупоголовым вышли вперед и говорим: литр спирта – и мы вашего людоеда голымируками возьмем!