Книга Гибель гигантов - Кен Фоллетт

Прибыли Роберт с Йоргом — в одинаковых красных галстуках. Отто тепло с ними поздоровался. Похоже, он не имел представления об истинной природе их отношений, а просто считал, что они на пару снимают квартиру. На самом деле при старших они так себя и держали. Но Мод думала, что Сюзанна, возможно, подозревает правду. Женщин обмануть труднее. Но, к счастью, они более терпимы.

В компаниях без предрассудков Роберт и Йорг вели себя совсем иначе. На всех вечеринках, проходящих у них дома, они не делали тайны из своих романтических отношений. Многие их друзья были такими же. Мод сначала было не по себе: она никогда раньше не видела, чтобы мужчины целовались, восхищались одеждой друг друга и флиртовали, как школьницы. Но теперь такое поведение не было под запретом — во всяком случае, в Берлине. И Мод уже прочла Пруста «Содом и Гоморру», где, похоже, подразумевалось, что такое происходило всегда.

Сегодня, однако, Роберт и Йорг вели себя идеально. За обедом все говорили о событиях в Баварии. В четверг союз боевых групп «Кампфбунд» объявил в мюнхенском пивном зале о государственном перевороте.

В те дни читать новости Мод казалось почти невыносимо. Рабочие бастовали, а громилы из правых избивали бастующих. Домохозяйки устраивали марш в знак протеста против нехватки продовольствия — и их марш превращался в голодный бунт. Всех в Германии возмущал Версальский договор, однако социал-демократическое правительство приняло его в полном объеме. Немцы считали, что репарации калечат экономику, хотя Германия и выплатила лишь малую часть всей суммы, и, по всей видимости, не собиралась даже попытаться погасить долг полностью.

Мюнхенский Пивной путч всех взбудоражил. Его самым популярным сторонником был герой войны Эрих Людендорф. Стратегически важные здания были захвачены так называемыми «штурмовиками» в коричневых рубашках и курсантами пехотного училища. В заложники взяли членов городского совета и арестовали наиболее известных евреев. В пятницу законное правительство нанесло контрудар. Погибло четыре полицейских и шестнадцать нацистов. По той информации, которая достигала Берлина, Мод не могла судить, закончился переворот или нет. Если в Мюнхене к власти придут экстремисты, не захватят ли они всю страну?

— Наше правительство было избрано всем народом! — сердился Вальтер. — Почему бы не дать ему заниматься своим делом?

— Наше правительство нас предало, — ответил Отто.

— Это по твоему мнению. Но, например, в Америке, когда на последних выборах победили республиканцы, демократы беспорядков не устраивали.

— У них не вели подрывную деятельность большевики с евреями.

— Если тебя так волнуют большевики, скажи, пусть люди за них не голосуют. А откуда у тебя эта фобия по отношению к евреям?

— Их влияние пагубно.

— Но в Великобритании тоже есть евреи. Отец, ты разве не помнишь, как лорд Ротшильд в Лондоне изо всех сил пытался предотвратить войну? Евреи есть и во Франции, и в России, и в Америке. И они не устраивают заговоров и не предают свои правительства. Почему ты думаешь, что наши — исключительные злодеи? Большинство из них хочет лишь зарабатывать достаточно, чтобы прокормить свои семьи и дать детям образование. Но этого же хотят и все остальные.

Тут, к удивлению Мод, заговорил Роберт.

— Я согласен с дядей Отто, — сказал он. — Демократия ослабевает. А Германии нужно сильное руководство. Мы с Йоргом вступили в партию национал-социалистов.

— Господи, Роберт! — воскликнул Вальтер с отвращением. — Да как же ты мог!

Мод вскочила.

— Но давайте же есть праздничный пирог! — воскликнула она жизнерадостно.

II

Мод ушла с вечеринки в девять: пора было на работу.

— А где же твое форменное платье? — спросила свекровь, когда она прощалась. Сюзанна думала, что Мод была сиделкой у богатого старого господина.

— Я держу его там и переодеваюсь, когда прихожу, — сказала Мод. На самом деле она играла на пианино в ночном клубе «Нахтлебен». Но то, что, придя на работу, она переодевалась в рабочую одежду — было правдой.

Нужно было зарабатывать деньги, а ее никогда в жизни ничему не учили, разве что хорошо одеваться и ходить на приемы. У нее осталось от отца небольшое наследство, но, приехав в Германию, она перевела его в марки, а теперь они ничего не стоили. Фиц отказал ей в деньгах: он все еще злился на нее за то, что она вышла замуж без его согласия. У Вальтера в Министерстве иностранных дел зарплату поднимали каждый месяц, но все равно не успевали за инфляцией. Несколько утешало то, что арендная плата за дом теперь казалась совсем крошечной, и хозяин не давал себе труда ее брать. Но покупать еду приходилось по-прежнему.

Мод добралась в клуб к девяти-тридцати. Зал был недавно отремонтирован и обставлен, и даже со включенным светом здесь было уютно. Официанты протирали стаканы, бармен колол лед, а слепой настройщик настраивал рояль. Мод переоделась в вечернее платье с низким вырезом, надела украшения из фальшивых камней и щедро наложила пудру, тушь и помаду. Когда в десять клуб открылся, она была за роялем.

Зал быстро заполнили мужчины и женщины в вечерних нарядах. Они танцевали и курили. Они покупали шампанское и тайком нюхали кокаин. Несмотря на бедность и инфляцию, в Берлине процветала ночная жизнь. У этих людей проблем с деньгами не было. Они либо получали доход из-за границы, либо у них было что-нибудь получше, чем деньги: угольные месторождения, или скотобойня, или склад табака, а лучше всего — золото.

В ансамбле Мод были только девушки. Они играли новую музыку под названием джаз. Фиц, увидев ее здесь, пришел бы в ужас, но ей эта работа нравилась. Она всегда восставала против ограничений, которые накладывало ее воспитание. Повторение одних и тех же мелодий вечер за вечером могло бы и наскучить, но, несмотря на это, в ее душе просыпалось что-то загнанное глубоко внутрь. Она поводила плечиком, сидя на своем крутящемся стуле, и стреляла глазами, оглядывая посетителей.

В полночь начиналось ее сольное выступление, она играла и пела песни, ставшие популярными благодаря негритянским певцам — как, например, Альберта Хантер, — которые она выучила, слушая пластинки на граммофоне владельца клуба. В афише ее анонсировали как «Миссисипи Мод».

В паузе между номерами к роялю, пошатываясь, подошел посетитель и спросил:

— А не могли бы вы сыграть «Горестный блюз»?[29]

Она знала эту песню — известный хит, который пела Бесси Смит.

— Может, и могла бы, — сказала она, начиная наигрывать аккорды блюза в ми-бемоль. — А сколько я за это получу?

Он протянул купюру в миллиард марок.

Мод рассмеялась.

— Этого не хватит и на один такт, — сказала она. — А иностранной валюты у вас нет?

Он дал ей долларовую бумажку.

Она взяла деньги, сунула в рукав и заиграла «Горестный блюз».