Книга Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант

какой мы считаем их существующими по отношению к определенному времени и пространству, либо в той мере, в какой мы считаем их содержащимися в Боге [вечный порядок и законы] и вытекающими из необходимости божественной природы [эти законы]. Но те вещи, которые мыслим вторым способом как истинные или реальные, мы мыслим под определенным видом вечности [sub quadam specie eternitatis — в их вечном аспекте], и их идеи включают в себя вечную и бесконечную сущность Бога. 144

Когда мы видим вещи таким вневременным способом, мы видим их так, как видит их Бог; наш разум в такой степени становится частью божественного разума и разделяет вечность.

Мы не приписываем человеческому разуму никакой длительности, которую можно было бы определить временем. Но поскольку все же существует нечто иное, что по определенной вечной необходимости мыслится через сущность Бога, то это нечто обязательно будет вечной частью, принадлежащей разуму 145. Мы уверены, что разум вечен в той мере, в какой он мыслит вещи под видом вечности. 146

Предположим, что, созерцая величественную последовательность явных причин и следствий по, казалось бы, вечным законам, Спиноза почувствовал, что благодаря «божественной философии» он, подобно безгрешному Будде, избежал цепи времени и приобщился к созерцанию и спокойствию вечного разума.

Несмотря на это кажущееся достижение Луны, Спиноза посвятил большую часть своей заключительной книги V, «О свободе человека», формулированию естественной этики, источника и системы морали, не зависящей от выживания после смерти, хотя и с любовью используя религиозные термины. Одно предложение раскрывает его отправную точку: «Эмоция, которая является страстью, перестает быть страстью, как только мы формируем ясное и отчетливое представление о ней». 147-То есть эмоцию, вызванную в нас внешними событиями, можно превратить из страсти в контролируемое чувство, позволив нашему знанию играть с ней до тех пор, пока ее причина и природа не станут ясными, а результат ее действия можно будет предвидеть, вспомнив опыт. Один из методов прояснения эмоционального состояния заключается в том, чтобы рассматривать породившие его события как часть цепи естественных причин и необходимых следствий. «В той мере, в какой разум понимает все вещи как необходимые, он имеет больше власти над эмоциями и менее пассивен по отношению к ним». 148-Не подвержен страстям. Никто не испытывает страсти по поводу того, что считает естественным и необходимым. Гнев на оскорбление можно умерить, если рассматривать обидчика как продукт обстоятельств, выходящих из-под его контроля; скорбь по поводу кончины престарелых родителей можно умерить, если осознать естественность смерти. «Стремление к пониманию — первая и единственная основа добродетели». 149 в понимании Спинозы, ибо оно уменьшает нашу зависимость от внешних факторов и увеличивает нашу силу контролировать и сохранять себя. Знание — это власть, но лучшая и самая полезная форма этой власти — власть над самим собой.

Так Спиноза прокладывает свой евклидов путь к жизни разума. Вспоминая о трех видах знания, он описывает простое чувственное знание как слишком открытое для влияния внешних факторов; рациональное знание (достигаемое путем рассуждений) как постепенно освобождающее нас от рабства страстей, позволяющее увидеть безличные и определенные причины событий; и интуитивное знание — непосредственное осознание космического порядка — как позволяющее нам почувствовать себя частью этого порядка и «единым с Богом». «Мы должны одинаково ожидать и переносить обе стороны судьбы, ибо все вещи следуют вечному указу Бога так же, как из сущности треугольника следует, что три его угла образуют два прямых угла». 150 Это избавление от бездумных страстей — единственная истинная свобода; 151 и тот, кто ее достигает, как говорили стоики, может быть свободен почти в любом состоянии, в любом государстве. Величайший дар, который может дать нам знание, — это видеть себя так, как видит нас разум.

На этой натуралистической основе Спиноза приходит к некоторым этическим выводам, удивительно похожим на выводы Христа:

Тот, кто справедливо знает, что все вещи вытекают из необходимости божественной природы и происходят по вечным, естественным и законам, не найдет ничего, что было бы достойно ненависти, смеха или презрения, и не будет никого осуждать; но, насколько может позволить человеческая добродетель, он будет стараться поступать хорошо…и радоваться. 152. Те, кто насмехается над людьми и предпочитает скорее обличать пороки, чем прививать добродетели. …, приносят вред и себе, и другим. 153. Сильный человек никого не ненавидит, ни на кого не гневается, никому не завидует, ни на кого не негодует и ничем не гордится. 154. Тот, кто живет под руководством разума, старается, насколько это возможно, отплатить любовью и благородством за ненависть, гнев, презрение и т. д. Тот, кто хочет отомстить за обиду ответной ненавистью, будет жить в несчастье. Ненависть усиливается ответной ненавистью и, напротив, может быть уничтожена любовью». 155. Люди под руководством разума… не желают для себя ничего, чего бы они не желали и для остального человечества. 156

Противоречит ли этот контроль эмоций разумом, как это делают некоторые 157 как считают некоторые, признанию Спинозы, что только эмоция может преодолеть эмоцию? Да, противоречит, если только следование разуму само по себе не может быть поднято до уровня эмоций и тепла. «Истинное знание добра и зла не может сдержать никакой эмоции в той мере, в какой это знание истинно, но только в той мере, в какой оно рассматривается как эмоция». 158 Эта потребность и, возможно, желание зажечь разум фразами, освященными благочестием и временем, привели Спинозу к последней и кульминационной мысли его работы — о том, что жизнь разума должна быть вдохновлена и облагорожена «интеллектуальной любовью к Богу». Поскольку Бог, по Спинозе, — это основная реальность и неизменный закон самого космоса, то эта интеллектуальная любовь к Богу — это не покорное умилостивление какого-то туманного султана, а мудрое и добровольное согласование наших идей и поведения с природой вещей и порядком мира. Почитание воли Божьей и осознанное принятие законов природы — это одно и то же. Как математик испытывает некий трепет и экстаз, рассматривая мир как подчиненный математическим закономерностям, так и философ может получить глубочайшее удовольствие от созерцания величия вселенной, невозмутимо движущейся в ритме универсального закона. Поскольку «любовь — это удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины», то 159 удовольствие, которое мы получаем от созерцания космического порядка и приспособления к нему, поднимается до чувства любви к Богу,