Книга Неизбежная могила - Джоан Роулинг

пыталась… хотела посадить для него цветы в поле, — продолжил Уилл, покраснев. — Кто-то увидел ее и доложил Мазу. А Мазу сказала, что, если она хочет посадить что-то на могилу Отступника, пусть сажает. И Кевина выкопали, перезахоронили на овощную грядку и заставили Луизу посеять там морковь.

Наступившую после этих слов ужасающую тишину нарушило жужжание мобильного Страйка. Он взглянул на полученное сообщение и поднял глаза на Уилла.

— Мы нашли Линь: ее перевезли в Бирмингем.

Уилл выглядел ошеломленным.

— Ее отпустили для сбора пожертвований?

— Нет, — сказал Страйк. — Она на территории церкви, помогает ухаживать за младенцами.

Он ответил на сообщение Шаха, дав дальнейшие инструкции, и посмотрел на полицейских.

— Послушайте, мы не настолько глупы: нам известно, что вы не можете санкционировать и тем более гарантировать проведение столь крупного расследования прямо сейчас, сегодня. Но здесь присутствуют два человека, готовые дать показания о широкомасштабной преступной деятельности, и мы уверены, что их будет гораздо больше, если только вы сможете попасть в эти филиалы церкви и начнете задавать вопросы. Робин также готова рассказать в суде обо всем, что она видела. Того, кто уничтожит ВГЦ, ждет известность — сказал Страйк, — и у меня уже есть журналист, которому не терпится выступить с разоблачением.

— Это ведь не угроза? — спросил Мёрфи.

— Нет, — ответила Робин, прежде чем Страйк успел что-либо сказать, — это факт. Если мы не сможем добиться полицейского расследования без участия прессы, мы предоставим сведения журналисту и попытаемся зайти с этой стороны. Если бы вы побывали там, как я, вы бы поняли, почему имеет значение каждый день свободы действий ВГЦ.

После этого, как с удовлетворением заметил Страйк, Мёрфи больше не произнес ни слова.

В десять часов встреча закончилась, присутствующие обменялись рукопожатиями. Ванесса Эквензи и Эрик Уордл, в основном делавшие записи, по отдельности пообещали быстро связаться со Страйком и Робин.

Страйк решительно не стал смотреть, как Мёрфи целует Робин на прощание и говорит ей, что они увидятся на следующий день, потому что через час она должна была вести наблюдение за Хэмпстедом вместо Мидж. Однако Страйк получил некоторое наслаждение от явного недовольства Мёрфи тем, что он оставляет свою девушку наедине с ее деловым партнером.

— Что ж, — заметила Робин, садясь обратно за стол, — полагаю, все прошло как нельзя лучше.

— Да, неплохо, — сказал Страйк.

— Так что случилось в Норфолке?

— Как и следовало ожидать, я услышал много новой информации, — сказал Страйк. — Они определенно напуганы. Что насчет Айзека Миллза?

— Пока ничего. Возможно, он вовсе не захочет со мной встречаться.

— Не стоит отчаиваться. В таких казенных домах жизнь весьма однообразна.

— Не думаешь, что тебе стоит еще раз съездить к Рини? — спросила Робин, когда в комнату вернулась официантка, чтобы убрать пивные кружки, и детективы встали.

— Может быть, — сказал Страйк, — но я сомневаюсь, что он заговорит, пока его не заставят.

Они вместе поднялись по лестнице и вышли на Оксфорд-стрит, где Страйк достал электронную сигарету и сделал долгожданную затяжку никотина.

— Я припарковалась дальше по улице. Нет необходимости меня провожать, — добавила Робин, правильно угадав, что Страйк собирается сказать. — Здесь все равно многолюдно, и за мной точно никто не следил. Проверяла на протяжении всего пути.

— Справедливо, — сказал Страйк. — Тогда поговорим завтра.

Когда он двинулся вверх по дороге, мобильный Страйка снова звякнул, теперь от сообщения Барклая.

 

«Приглашения по-прежнему нет».

 

Страйк отправил в ответ три слова.

 

«Не оставляй попыток».

 

 

 

124

 

Эта позиция — максимальное развитие зла, отсталости. Оно охватывает всего человека доверху. Единственный выход из положения — это пресечь зло на более ранней ступени.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Вторая неделя сентября не принесла прогресса в деле ВГЦ. Было неизвестно, приведет ли выдвинутое против Робин обвинение церкви в жестоком обращении с детьми к ее аресту, и при мысли об этом она продолжала испытывать приступы страха. Чуть более приятными новостями были приглашение Уилла и Флоры на дачу официальных показаний полиции, и последовавшее быстрее, чем Робин ожидала, внесение ее в список посетителей Айзека Миллза.

— Полагаю, ты был прав: в тюрьме скучно, — Робин позвонила Страйку, чтобы сообщить хорошие новости, во время наблюдения за офисом Хэмпстеда.

— Интересно было бы узнать, имеет ли он хоть какое-то представление о теме грядущего разговора, — заметил Страйк, который во время разговора выходил из Чайнатауна.

— Кто-нибудь наблюдал сегодня за офисом?

— Нет, — ответил Страйк, — но я только что следовал за твоей подругой в храм на Руперт-корт. Увидел ее на другой стороне улицы, когда покупал жидкость для вейпа. Я про Бекку.

— Что, вышла с жестянкой для сбора пожертвований? — спросила Робин. — Я считала, что она слишком важная персона для этого.

— Никакой жестянки. Она просто шла, уставившись в землю. Она открыла двери храма, вошла внутрь и не выходила, пока я наблюдал, а это продолжалось около получаса. Мне пришлось уйти: через двадцать минут прибудет Колин Эденсор, который хочет узнать последние известия об Уилле. В любом случае, это очень хорошие новости о Миллзе. Ты говоришь, в эту субботу?

— Да. Я никогда раньше не была в тюрьме.

— Я бы не переживал сильно. Дресс-код довольно свободный, — ответил Страйк, и Робин рассмеялась.

Когда Робин смотрела на сделанную в 1999 году фотографию Айзека Миллза, она, конечно, не надеялась, что семнадцать лет спустя он будет выглядеть симпатичнее или здоровее, но она точно не ожидала увидеть человека, который несколькими днями позже подошел к ней в комнате для посетителей тюрьмы Уандсворт.

Это был, без сомнения, самый жалкий представитель человечества, которого Робин когда-либо видела. Хотя она знала, что ему сорок три года, выглядел он на все семьдесят. Его редкие волосы были тусклыми и седыми, кожа приобрела бронзовый оттенок, а худое лицо, казалось, провалилось внутрь. Большая часть зубов отсутствовала, а те немногие, что остались, представляли собой почерневшие обрубки, в то время как обесцвеченные ногти загибались вверх, как будто отслаивались от его рук. У Робин мелькнула жуткая мысль, что она смотрит на человека, для которого самым подходящим местом был бы гроб, и это впечатление усилилось из-за веяния гнилостного дыхания, которое донеслось до нее, когда он сел напротив.

В первые две минуты их встречи Миллз сказал Робин, что его никогда не навещали и что он ждет пересадки печени. После этого разговор зашел в тупик.