Книга «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын

Помимо крупной организации в Париже у нас возникли еще организации в провинции, особенно — после поездки Игоря на «гастроли» в различные города. Он привез отовсюду, из Ниццы, Марселя, Лиона и т. д., десятки, вернее — сотни, заполненных анкетных листов и передал этот материал нам. Мы были поставлены в очень большое затруднение. Наша комиссия вне Парижа не имела никакой возможности проверить сведения, содержащиеся в анкетах.

Иные документы представляли из себя филькины грамоты, иные сопровождались удостоверениями органов контрразведки — американской, английской, французской. У нас не было сомнения, что данные лица оказывали им услуги во время войны, и у нас была полная уверенность, что они будут и дальше оказывать их тем же «союзным» органам: на этот раз — не против немцев, а против нас самих. Мы были в тем более трудном положении, что наша организация являлась легальной, пока терпимой французскими властями, и идти на открытый конфликт большинство не хотело. Все, что мы могли делать, это — под разными предлогами затягивать рассмотрение сомнительных анкет.

Той же осенью 1947 года организация устраивала праздники: была выставка русского Сопротивления, очень посещавшаяся; состоялся очень удачный концерт и, кстати, чествовали медаль (Médaille de la Résistance[1438]), которую получил Игорь[1439], — с большой помпой, на площади Invalides, с барабанным боем. Во время концерта было предложено послать приветственную телеграмму Сталину, Вышинскому и президенту Французской республики, и несколько дней спустя последний прислал Игорю очень любезное благодарственное письмо. Все, как будто, шло хорошо.

И вдруг утром, кажется, около 25 ноября, я читаю во французских газетах: «высылка советских шпионов». В числе высланных Игорь Кривошеин, престарелый профессор Угримов (когда-то высланный за границу вместе со Стратоновым, М. М. Новиковым и другими профессорами) и его сын, очень талантливый инженер, и ряд других видных деятелей Сопротивления[1440]. Мотивы, там, где они были даны, принадлежали к типу вздорных полицейских измышлений: в частности, Игорю приписывалась организация стачки грузчиков в Марселе и редактирование «Советского патриота», который редактировался Д. М. Одинцом.

Всякий раз, когда приходится встречаться с подобными вещами, я задаю вопрос без ответа: что же из себя представляет французская полиция — сборище дураков, преступную шайку, вредительскую организацию, поставившую себе целью всячески опорочить французскую администрацию. И каким образом на протяжении доброй сотни лет этот государственный орган остается в таком состоянии?[1441]

Это известие поразило нас чрезвычайно; было ясно: приняв атлантическую ориентацию, действующее правительство выдало Министерству внутренних дел и полиции задание дать доказательства их усердия и послушания. Исполнители выполнили его в меру своего разумения. Во всех странах в аналогичных обстоятельствах полиция подводила. Недаром когда-то царский министр внутренних дел, чтобы оправдать жестокую расправу в одной из сибирских каторжных тюрем, сослался на то, что у заключенных был найден сильнейший яд — …тиокол[1442].

Мы сейчас же бросились к Нине Алексеевне. Страшная трепка нервов в течение года после ареста Игоря немцами стоила ей половины здоровья. Ее сердце было в отвратительном состоянии и следовало опасаться всего после этого нового жестокого удара. Так оно и оказалось: она слегла. Нам удалось все-таки переговорить с ней полчаса. Оказалось, что в середине ночи явилась полиция с приказом в получасовой срок собраться к отъезду. На семьи приказ не распространялся. Игоря увезли.

Как только рассвело, Нина Алексеевна стала звонить всем влиятельным друзьям Игоря, а таковых было много. Во-первых — тому крупному чиновнику Префектуры полиции, который все время оккупации предупреждал резистантов о готовящихся обысках и арестах и с тех самых пор оставался с Игорем в приятельских отношениях. Он сказал, что это дело исходило не от Префектуры и что приказ был дан из Министерства.

Нина Алексеевна позвонила тогда одному из руководителей французского масонства Dumesnil de Gramont. Тот переговорил с товарищами по ордену, министром внутренних дел «социалистом» Moch, и узнал, что распоряжения шли свыше — через Министерство иностранных дел. Вместе с тем выяснилось, что Игорь и другие высылаемые, после часового пребывания в Sûreté nationale[1443] на rue Saussay (в том самом помещении, где его пытали в течение десяти дней немцы), были усажены в полицейский автобус и отправлены в Страсбург. Оттуда их должны были везти поездом для передачи советским властям на границе советской зоны.