Книга Лавина - Виктория Токарева

Вахлаков не завидовал, но и сам ничего не мог.

Вахлаков происходил из царской фамилии: в его родословной значилась любовница Ивана Третьего. Вахлаков скрывал эту подробность, но в его осанке, несмотря на оторванную пуговицу, пробивалось нечто царственное.

— Цыганкова! — царственно приказал он. — Проверьте факты!

Цыганкова открыла свой блокнот и что-то в нем записала. Она всегда добросовестно записывала все свои обязанности, но никогда их не выполняла. У нее постоянно было плохое настроение.

Счастливых людей Гия не любил. Ему нравились те люди, которым нужно было помочь, сделать для них доброе дело и таким образом оставить в них себя. Но еще больше ему нравились люди, которым надо было помочь, но они отказывались от помощи. Они ни у кого ничего не просили, потому что желали остаться независимыми.

— Семечкин! — окликнул Вахлаков. — Что там у вас происходит?

— Где? — испугался Гия.

— Свечки бенгальские зажигаете, человечков рисуете…

Гия промолчал.

— Почему вы молчите?

— Я не понимаю — нравится вам это или нет?

Вахлаков свел брови, он сам не знал — нравится ему это или не нравится.

— Странно как-то, — нерешительно сказал он. — А зачем вы зажигаете свечки?

— Они красиво горят.

— А человечков зачем?

— Это как печать. Ведь ставят люди печати.

Вахлаков поскреб ногтем щеку.

— Распускают слух, будто вы все можете. Мне это не нравится. — Здесь Вахлаков определенно знал свое отношение.

— Я тут ни при чем, — объяснил Гия. — Слухи живут отдельно от людей и не имеют к ним никакого отношения. Слухи сами по себе, а люди — сами по себе.

Когда летучка окончилась, Вахлаков подошел к Семечкину и тронул его за локоть.

— Гия, — Вахлаков оглянулся на дверь, — у меня к вам просьба.

— Кабинет восемьдесят восемь, — вежливо сказал Гия. — В порядке общей очереди.

— Мое дело особенное, — пообещал Вахлаков. — Для вас как для специалиста оно будет особенно интересным.

— А какая просьба? — спросил заинтригованный Семечкин.

— Сделайте так, чтобы я был молодой.

— Как молодой?

— Ну… мне сейчас пятьдесят восемь, а чтобы было тридцать.

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что это противоречит закону философии.

— Какому закону?

— «Отрицание отрицания». Я не могу менять диалектику, ее Гегель придумал.

— У меня позвоночник болит, — пожаловался Вахлаков. Ему казалось, что можно уговорить Гию, если попросить хорошенько. — Во время войны меня тряхнуло. Я упал, позвоночник сместился и теперь давит на нерв. Вот я с вами разговариваю, а в пояснице как зубная боль и в ногу отдает. Скажите, интересно так жить?

Гия ничего не ответил. Было ясно, что жить с зубной болью в пояснице неинтересно.

— А пусть вам сдвинут позвонок на место, — сказал Гия. — Такую операцию делают. Я знаю.

— Я тоже знаю, — сказал Вахлаков. — Но дело не только в этом.

— А в чем еще?

— Вот раньше мне казалось, что нет такого свидания, из-за которого бы можно было пропустить совещание. А теперь мне кажется наоборот: нет такого совещания, из-за которого можно было бы пропустить свидание…

— Вы влюблены? — догадался Гия.

— Вам, наверное, это странно?

— А сколько ей лет?

— Она моложе моего сына, — уклончиво сказал Вахлаков. — В детском саду работает воспитательницей. Изо всего Чехова только «Каштанку» читала. Это такое счастье… Мне так надоели умные разговоры!

Гия не понимал, что от него требуется.

— Я боюсь попасть в смешное положение, — сознался Вахлаков.

— А… — Гия понял. — Ешьте грецкие орехи. Это помогает.

— Мне надо не грецкие орехи, а тридцать лет!

— А где я вам их возьму? Впрочем…

— Ну? — Вахлаков подался вперед.

— Есть такое лекарство. — Гия отодвинулся, он не любил, когда к нему стояли близко. — ЭМРО. Эликсир мгновенной регенерации организма. О нем писали в прессе. Вам нужно выпить таблетку и выпрыгнуть с седьмого этажа. Вы разобьетесь вдребезги, но эликсир сработает, и вы мгновенно восстановитесь помолодевшим на десять лет. Если хотите помолодеть на тридцать лет, придется прыгнуть три раза.

— А можно прыгнуть с первого этажа?

— С первого нельзя, потому что вы не разобьетесь. С восьмого тоже нельзя, потому что можете не восстановиться. Надо с седьмого.

— А другого способа нет?

— Может быть, и есть, но я его не знаю.

Вахлаков посмотрел в окно. За окном что-то строили, и там медленно, как в забытьи, двигалась стрела подъемного крана.

— Бумага нужна? — спросил Вахлаков. — С человечком?

— Не обязательно, — сказал Гия.

— А свечки тоже не будет?

— Как хотите.

Когда Гия вернулся к себе в кабинет, там сидела Светлана. Занавеска была задернута, и комната, как фужер с шампанским, была наполнена ровным желтоватым светом.

— Можно я буду звать тебя Жора? — спросила она. — А то имя «Гия» какое-то собачье.

Гия достал свечку, поставил ее в вазочку, как цветок, и поднес спичку. От свечи во все стороны брызнули маленькие звезды и полетели по разным траекториям.

Светлана смотрела на них молча и вдруг заплакала. Она плакала с неподвижным лицом, и казалось, будто слезы, медленно идущие по ее щекам, не имеют к ней никакого отношения.

— Я все для тебя сделаю, — поклялся Гия. — Все, что попросишь…

— Сделай так, чтобы он на мне женился…

— Кто?

— Ты не знаешь.

— Он не любит тебя? — удивился Гия.

— Не ругай его.

— Прости, пожалуйста.

— Он любит, — объяснила Светлана, но для мужчины любить и жениться не одно и то же.

— Давай, я женюсь на тебе, — неожиданно предложил Гия.

— Тебе лень, поэтому ты придумываешь что проще.

— А что я могу сделать?

— Поговори с ним. Я скажу, чтобы он к тебе пришел.

— Не знаю я, о чем с ним говорить, — отказался Гия.

— Если он почувствует, что ты хочешь жениться, он тоже захочет. Он очень несамостоятельный и зависит от чужого мнения.

— Зачем тебе такой муж?

Светлана медленно улыбнулась, глядя сквозь Гию.