Книга Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал

– Правый апперкот, – пояснил Витантонио сидевшему рядом Джокаваццо.

Затем боксер на том же берегу прыгал через скакалку, а вокруг стояли девушки в купальниках, и зрители снова восторженно повскакивали с мест. Когда камера переместилась вниз, чтобы показать ноги, словно танцующие в заданном скакалкой ритме, зрители сели. Потом камера поехала выше и остановилась на закаленном боями лице с кустистыми черными бровями. Несмотря на суровый вид, Примо Карнера казался славным парнем. Он был добрым великаном из сказки.

Через несколько секунд он в серебристом шелковом халате поднимался на ринг в «Мэдисоне». Витантонио подался вперед и обменялся заговорщицкой улыбкой с Франко, сидевшим через два кресла. Карнера был его кумиром, и когда в шестом раунде итальянец отправил в нокаут беднягу Джека Шарки, мальчишки взвыли от восторга. На экране было 29 июня 1933 года, День святого Петра, и герой всей фашистской Италии только что получил сверкающий пояс чемпиона мира.

Дальше кадры репортажа убыстрились. Бои следовали один за другим с такой скоростью, что зрители едва успевали за ними следить; появился рекламный плакат состоявшегося годом позже поединка с Максом Бэром, но саму встречу на ринге не показали: она закончилась для итальянца поражением и Муссолини лично приказал вырезать ее. Затем последовал техничный обмен ударами с Джо Луисом в июне 1935 года, но падения Карнеры на ринг в конце шестого раунда зрители снова не увидели. Всего три месяца прошло с этого нового поражения, которое фашистские власти пытались не выпячивать, и Витантонио убежденно сказал Джокаваццо:

– Как только ему дадут возможность, он вернет себе чемпионский титул. Он сильнее всех.

В конце киножурнала повторялись кадры славных побед итальянского боксера. Зал снова взорвался аплодисментами и не унимался, пока на экране не появился беззаботно крутящий педали Витторио Де Сика и не начался фильм Gli uomini, che mascalzoni[33]. Первые кадры картины оказались поистине чудодейственным средством, успокоившим страсти посетителей «Чинема Комунале» в Беллоротондо. Витантонио снова подался вперед, чтобы обменяться счастливым взглядом с Франко, но тот привстал, глядя совсем в другую сторону. Пытаясь угадать, что привлекло его внимание, Витантонио проследил за его взглядом и увидел, что в трех рядах впереди Сальваторе обнял Джованну за плечи.

– Будь это моя сестра, я бы ему такого не позволял, – резко упрекнул кузена Франко, когда они выходили из кинозала. – У него отец коммунист, да и сам он наверняка такой же.

– Не начинай, – взмолился Витантонио. – Тощий хороший человек и хороший работник. Побольше бы таких на фабрике!

Джованна и Витантонио уже шесть лет учились в Бари, она – в школе Маргариты Савойской, а он – в лицее Горация, но школы были закрытыми, каждая – свой собственный мирок, так что в городе они не пересекались. Они встречались только в Беллоротондо на Рождество и на Страстной неделе, да еще изредка на каком-нибудь торжестве, когда вся семья собиралась в палаццо. Виделись они все реже, но все крепче обнимались при встрече. На каникулах Джованна ходила в кино вместе с Сальваторе и его друзьями – все лет на пять-шесть старше, чем приятели Витантонио. Когда Витантонио увидел их вместе в первый раз, ему стало неприятно, но он быстро перестал придавать этому значение. Хотя, пожалуй, если бы на месте сына Тощего был кто-нибудь другой, он вряд ли бы с этим смирился. Франко же, напротив, злился все больше.

Расправа

Витантонио заметил Сальваторе на противоположном тротуаре и хотел уже подойти поздороваться, когда того перехватили двое мужчин; третий застал Сальваторе врасплох, подойдя сзади и заломив ему руку за спину. Оправившись от неожиданности, Витантонио побежал было товарищу на подмогу, но путь ему преградил резко затормозивший автомобиль. Нападавшие затолкали Сальваторе в машину. Может, его арестовали? Неизвестные были в обычной одежде, машина – незнакомая Витантонио модель «фиата» – тоже не наводила на мысли о тайной полиции… Двое сели на заднее сиденье, справа и слева от Сальваторе, третий бросил поверх капота угрожающий взгляд на Витантонио, застывшего посреди дороги, затем сел рядом с водителем, и машина рванула с места.

Витантонио остался стоять в замешательстве. Он прокручивал в голове увиденное, пытаясь понять, что произошло, но мысли лезли одна чернее другой. Тут ему показалось, что он узнал Франко в человеке, наблюдавшем за той же сценой из-за ствола рожкового дерева. Витантонио бросился к нему, но, добежав до середины площади, обнаружил, что кузена и след простыл.

В машине Сальваторе испуганно отметил, что они выехали из деревни и свернули на дорогу в Альберобелло. Он пытался справиться с волнением, но пока это плохо получалось, он не понимал, что происходит. Между тем машина заехала на пустырь, где жгли мусор, и остановилась. Стало по-настоящему страшно. Все четверо ехавших с ним мужчин вышли и вытащили его. Лица были незнакомые – чужаки; может быть, из Бари. Сообразив, что они не прячутся за платками или масками, а следовательно, не боятся быть узнанными, Сальваторе понял, что пропал. Его охватила паника. В это мгновение от страшного удара в нос у него помутилось в глазах, он обмочился. Второй удар пришелся по печени, и ноги у него подкосились. Падая, Сальваторе почувствовал, что кто-то пнул его по лицу, и ему показалось, что голова отделяется от тела.

Сальваторе задыхался, лежа на земле. При отчаянной попытке глотнуть воздуха его легкие наполнились ядовитым дымом тлеющего мусора. Подступила тошнота. Он конвульсивно дернулся, получил в ответ еще несколько ударов в голову и в живот и потерял сознание.

Очнулся от того, что кто-то из палачей мочился ему на лицо, а остальные хохотали. Он не сразу понял, где находится, но почему-то заметил, что у одного из них, самого крупного, гнилые зубы, похожие на темные пещеры Сасси-ди-Матеры, куда он ездил в гости к отцу тети Донаты. Ловя воздух, он почувствовал во рту мочу, снова накатила тошнота. Он попытался привстать, чтобы дать ей выход, но руки и ноги не слушались. Великан с гнилым зубами еще раз пнул его, и Сальваторе снова погрузился в темноту.

Его обнаружили мусорщики утром следующего дня, но побоялись трогать, уверенные, что он мертв. Поэтому, когда Тощий и Витантонио прибыли на место, Сальваторе был еще связан, лицо в грязи. Они отвезли его домой и послали за доктором Риччарди. Через несколько месяцев врач признался:

– Войдя и услышав твое дыхание, я подумал, что ребра продырявили легкие. Я давал тебе двадцать четыре часа, не больше.

– Вам к лицу роль всемогущего Бога, доктор! И вы мне даже больше нравитесь, чем настоящий! – рассмеялся Сальваторе.

Доктор не понял его:

– Роль Бога? – переспросил он.

– Ну да. Вы даровали жизнь мне и отняли ее у этой сволочи с гнилыми зубами. Потому что, клянусь, я найду его и убью!

Осенью Франко уехал учиться в Рим, а через год преподнес всем сюрприз, отправившись воевать в Испанию. В день его отъезда бабушка, в отчаянии от сумасбродства внука, призналась Джованне: