Книга Против выборов - Давид Ван Рейбрук

Демократическое обновление – процесс постепенный. Поэтому заключительные неудачи канадских и нидерландского процессов особенно поучительны. Тому есть много причин: 1) граждане, голосовавшие на референдуме, как уже сказано, не следили за обсуждениями: в кабине для голосования их неквалифицированное мнение (raw opinion) пришло в резкое столкновение с informed opinion[77] вовлеченных лиц{102}; 2) форумы граждан представляют собой лишь временные учреждения с ограниченными полномочиями; вследствие этого их голос не так весом, как у официальных, постоянных органов; 3) зачастую политические партии были заинтересованы в дискредитации предложений или просто их игнорировали, потому что реформа избирательной системы стоила бы им власти; в Нидерландах правительство даже решило не объявлять референдум, а рекомендации сразу отправить в макулатуру{103}; 4) в Канаде коммерческие средства массовой информации зачастую настроены враждебно по отношению к citizens’ assemblies[78] независимо от содержания предложений; в Онтарио пресса вела себя даже «истерически негативно»{104}; 5) часто гражданские форумы не располагали опытными ораторами и адекватным бюджетом кампании: хотя о решении сообщали СМИ, деньги шли скорее на содержательную работу, а не на маркетинг; 6) референдумы по предложениям о комплексной реформе, вероятно, всегда ставят в привилегированное положение лагерь голосующих против: if you don’t know, say no[79] – так это называется; при голосовании по Европейской конституции также было достаточно противников, чтобы посеять сомнение, и голосующим за пришлось гораздо больше работать и общаться с людьми. Остается под вопросом, подходят ли вообще референдумы для принятия решений по сложным проблемам{105}.

За прошедшие десятилетия референдум часто выходил на передний план в качестве эффективного средства преобразования демократии. В эпоху индивидуализации, когда организованное гражданское общество теряет ту значимость, которой оно обладало ранее, многим кажется, что целесообразно напрямую спрашивать мнение населения по спорным делам. Однако после референдумов по Европейской конституции в Нидерландах, Франции и Ирландии любовь к референдумам несколько остыла. Но они все еще пользуются большой популярностью, как показывают референдумы о независимости Каталонии и Шотландии, а также о выходе Великобритании из Европейского Союза. Референдумы и делиберативная демократия родственны тем, что они непосредственно обращаются к мнению простого гражданина. В остальном же они идут вразрез друг с другом: на референдуме всех просят проголосовать по теме, о которой обычно лишь немногие что-то знают, при делиберативной демократии репрезентативную выборку людей просят обсудить тему, о которой они получают всю возможную информацию. На референдуме еще очень часто говорит интуиция, при делиберации говорит просвещенное общественное мнение.

Citizens’ assemblies[80] еще могут выполнить большую работу, но рано или поздно они должны заявить о своих выводах. Это всегда мучительный процесс. Закрытость гражданского обсуждения вдруг попадает на яркий дневной свет общественного пространства. Тогда в лагере политических партий и коммерческих СМИ неизменно появляются страстные оппоненты. Это явление широко распространено и весьма любопытно. Откуда такая неприязнь? Многие ученые и активные политики задаются этим вопросом. В то время как civil society[81] зачастую настроено положительно по отношению к расширению гражданского высказывания – хотя бы потому, что профсоюзы, организации работодателей, молодежные движения, женские организации и другие участники общественной жизни сами делают это на протяжении более чем столетия, – пресса и политики настроены скорее пренебрежительно. Происходит ли это потому, что пресса и политики привыкли служить блюстителями общественного мнения и неохотно выпускают из рук эту привилегию? Это определенно играет свою роль. Потому что пресса и политики принадлежат к старой выборно-представительной системе и, следовательно, с трудом овладевают новыми формами демократии? Может быть и так. Потому что те, кто действует top-down[82], возможно, скорее испытывают неудобство от того, что возникает bottom-up[83]? И это не исключено.

Но здесь играют роль еще и другие факторы. Политические партии опасаются своих избирателей. Хорошо известно, что граждане с недоверием относятся к своим политикам, но что и политики могут с точно таким же недоверием воспринимать своих граждан, пока еще ново. Вспомним исследование Петера Канне, который показал, что девять из десяти политиков подозрительно относятся к гражданскому населению. Если политики в массе своей считают, что население по определению думает иначе, чем они, то не следует удивляться, что они изначально скептически настроены по отношению к его участию.

У средств массовой информации свои сомнения. Делиберативные процессы с отобранными по жребию гражданами зачастую означают интенсивные переживания для самих участников, но плохо подходят к формату современной информации: они происходят медленно, в них нет своих теноров, известных лиц, заметных конфликтов. Граждане просто разговаривают, сидя за круглыми столами, держа под рукой стикеры и фломастеры. Этого мало, чтобы привлечь зрителя. Парламентская демократия – это театр, и иногда она осчастливливает телевидение, но делиберативная демократия содержит мало драматического и с трудом выливается в рассказ. Когда британский «Четвертый канал» (Channel 4) транслировал «Народный парламент» («The People’s Parliament») – серию передач, консультантом которой был Джеймс Фишкин и в которой сотня отобранных по жребию граждан вела дебаты на такие дискуссионные темы, как молодежная преступность и право на забастовку, – вещатель прекратил передавать эту серию уже после нескольких выпусков. Просто она не завладевала вниманием зрителя{106}. Это тоже проясняет сдержанность средств массовой информации.