Книга Возвращение троянцев - Ирина Измайлова

— Зачем?! — воскликнул Гектор, уже не скрывая изумления.

— Затем, чтобы сказать: твоя жена ждёт тебя! Можешь поехать за нею в любое время. — Она чиста перед тобой — к ней не прикоснулся ни один другой мужчина.

Горячий комок вдруг встал у Гектора в горле. Снова стало звенеть в ушах, и герой удивился, что так твёрдо держится на ногах.

— Ты ненавидишь меня? — тихо спросил он.

— За что?! — теперь изумление было во взгляде и в голосе Неоптолема.

— За то, что я остался жив. Тогда, в Трое, и теперь здесь.

Юноша вдруг странно, беспомощно улыбнулся.

— Это была самая большая боль. Когда мне сказали, когда я понял, что не имею права... Но я и прежде не имел права, просто пытался себя обмануть! За этот год странствий я понял, что хочу тебя найти. И радуюсь, что нашёл. Потому что не могу видеть Андромаху несчастной!

На миг он опустил голову, потом опять посмотрел в глаза Гектору.

— Если хочешь, отомсти мне за смерть отца. Я не посмею поднять на тебя оружие.

Гектор вдруг рассмеялся и тут же закашлялся — во рту ещё было полно песка и крови. Он с трудом перевёл дыхание:

— Даже если бы мне пришла в голову эта безумная мысль — после того как ты помог нам в сражении, сохранив, по крайней мере, половину жизней всех этих воинов и, возможно, мою... После того как ты ещё раньше спас моих жену и сына — ведь ты спас их, это несомненно. Во всяком случае. Астианакса ахейцы точно убили бы! И даже если бы после этого мне пришло в голову тебе мстить, я бы всё равно не смог этого сделать. И царь Приам не обрадовался бы этому. Ты — мой племянник, ты — его родной внук, Неоптолем.

В первое мгновение юноша, казалось, не уловил смысла этих слов. Он пожал плечами, как человек, уверенный, что чего-то не понял, и смущённый своей непонятливостью. Но тут же до него дошло, что слова Гектора могли означать только то, что они действительно означали. Лицо Неоптолема мгновенно залила краска и тут же, как по волшебству, отхлынула.

— Как ты сказал? — спросил он тихо.

Гектор вспомнил, что было с Ахиллом, когда Нестор раскрыл правду о его рождении. Для Неоптолема это мгновение станет, пожалуй, пострашнее...

— Я понимаю, мои слова звучат невероятно, — твёрдо проговорил царь Трои, — но только это так. Твой отец не был сыном царя Пелся. Когда-то Пелей подобрал его колыбель, унесённую в море. Это было у берегов Троады. Царь Фтии объявил найдёныша своим сыном, и из-за этого великий Ахилл двенадцать лет воевал со своими братьями! Уже после гибели Трои открылась правда: твой отец — родной сын Приама и Гекубы, мой брат.

— Кто... — Неоптолем задохнулся, и его голос сорвался на хрип. — Кто такое сказал?!

— Нестор, друг Пелея. Он знал всю правду. А ещё раньше Парис, который был изначально повинен в войне и во всех наших бедах, умирая, признался, что он на самом деле не царевич, а самозванец. Не Париса, а Ахилла родила тридцать один год назад царица Гекуба. Как и было предсказано, он стал самым могучим, самым знаменитым и самым бесстрашным из её сыновей.

— Зевс-громовержец! Я не верю, я не могу... — в эти мгновения на Неоптолема страшно было смотреть. — Вижу, что ты не лжёшь, Гектор, но лучше бы ты лгал! Можешь поклясться?

— Клянусь памятью отца, жизнью моей матери, душами жены и сына! — спокойно произнёс Гектор. — Клянусь моим мечом, на котором ещё не высохла кровь врагов, и всей моей жизнью.

Когда Гектор произнёс слова клятвы, юноша пошатнулся.

— Если это так... если так, то я проклят навеки! Я не просто убил семидесятилетнего старика, я убил своего деда!

— Но ты же этого не знал, — напомнил Гектор.

— Да, не знал, но это ничего не исправляет! — пылко воскликнул Неоптолем, и тут же ахнул, поражённый новой мыслью: — А мой отец?! Ты говоришь, правда открылась уже после падения Трои. Значит, он умер, так и не узнав, кто он?!

Юноша проговорил это едва ли не с ещё большим отчаянием, и Гектор понял, с какой силой он любит Ахилла, которого никогда не видел и не знал. Решившись, царь Трои шагнул вперёд и опустил руку на плечо племянника.

— Неоптолем! Да... Твой отец умер, не узнав правды, но он не совсем умер, то есть не навсегда. Его оживило одно удивительное средство, которое знает народ амазонок. Именно он спас меня из-под развалин зала титанов в павшей Трое. Он совершил потом ещё много подвигов. И эту битву, по сути, тоже выиграл Ахилл!

— Он жив? — выдохнул юноша. — Он здесь?!

— Да. Но он получил в битве очень тяжёлые раны, и, возможно, его жизнь ещё в опасности. Сейчас я отведу тебя к нему.

— Не надо. Я уже здесь, и нет никакой опасности, Гектор.

Ахилл стоял немного позади колесницы Гектора, левой рукой опираясь на плечо Пентесилеи. Он был без доспехов, в окровавленной и грязной набедренной повязке. Правое плечо скрывал лубок, рука была подвязана к шее, наискосок через грудь тянулись ленты бинтов с проступающими на них пятнами крови. Лицо героя было желтее пергамента — лишь сила воли, да ещё снадобья египетских лекарей помогали ему держаться на ногах.

— В лагерь прибежал египтянин и сказал, что в битву вмешались воины-чужеземцы и что их вожак очень похож на меня, — тем же, негромким голосом проговорил Ахилл. — Я понял, кто это может быть, и пришёл. А вернее сказать, Пентесилея притащила меня на себе. Ну, здравствуй, Неоптолем!

На этот раз фараон, всё это время напряжённо следивший за разговором Гектора с юным ахейцем, и его воины, плотно их обступившие, поняли всё сказанное, хотя и не знали языка. У многих вырвались восторженные крики, а Рамзес поднял руки к небу, вознося благодарность богам.

Что до Неоптолема, то он сделал несколько неверных шагов к Ахиллу, ещё не до конца веря, что этот раненый богатырь, такой прекрасный и такой невероятно молодой, и вправду его великий отец. Потом юноша понял, что не бредит и не видит сон.

— Отец! — он протянул руки, но понял, что они задрожат, и тут же их опустил. — Отец, прости меня!

— Это ты меня прости, — ответил Ахилл. — Во всём, что с тобой случилось, виноват только я один. На мне куда больше крови и зла. Давай постараемся всё это искупить. Если сможем. Ну, подойди, обнимемся наконец, а? Только учти: справа у меня сломана ключица, а слева мою грудь проткнули копьём. Так что не слишком дави. Ты ведь страшно сильный, раз таскаешь мои доспехи...

Общий шум вокруг нарастал, египтяне и чужеземцы толпой обступали героев, кричали, приветствуя их. Громче всех вопили мирмидонцы, иные из которых видели Ахилла прежде и помнили его. Им было совершенно неважно, каким таким образом он умудрился воскреснуть, они были счастливы, что он жив. Герой махнул им левой рукой, которой тоже двигал с трудом, подавляя боль, улыбнулся, затем, не совладав с собою, что есть силы прижал к груди сына и понял, что земля уходит у него из-под ног.

— Держи меня! — шепнул он Пентесилее и улыбнулся брату, который, заметив, как он пошатнулся, рванулся к нему: — А тебе, Гектор, надо думать, как самому не упасть — ты выглядишь чуть лучше моего... Но всё же мы оба выглядим много лучше лестригонов.