Книга Золотое дело - Сергей Булыга

Волынский помрачнел, сказал:

– Унесли они её. То-то я думал, что это они так лезут! А это они за солью. Ясно… И Чухпелек там был?

Маркел утвердительно кивнул. Волынский ещё сильнее помрачнел, сказал:

– Жалко ему Берёзов отдавать… А кто там ещё? И сколько их?

– Лугуй со своими, – ответил Маркел. – Это будет сотни три. И Бегбилий с Мамруком, сотен пять, и это всё.

– Всё? – очень строгим голосом переспросил Волынский.

– Всё. Пелымские вогулы не придут, сказали. И агаевские тоже.

Волынский усмехнулся, осмотрелся. В толпе радостно заулыбались.

– Вот, все слышали?! – гордо сказал Волынский. – А я вам давно говорил! И так оно и вышло! И так и дальше по-моему выйдет, вот увидите! Постоят до ночи, постреляют, расстреляют стрелы и уйдут! Правда, Кузьма?

Кузьма утвердительно кивнул.

– Вот так! – продолжал Волынский. – Уйдут они сегодня ночью! Как пить дать, уйдут. А пока пускай сидят в тайге, сопли морозят. А мы здесь погреемся и перекусим. – Тут он опять повернулся к Маркелу, сказал: – Ну что ж, дорогой посол, ты с дороги, думаю, проголодавшийся. Да и дело государево не здесь же оговаривать. Пойдём!

И они, развернувшись, пошли. За ними было подалась толпа, но стрельцы не дали им проходу, и народ остановился. А Маркел с Волынским пошли дальше. Маркел смотрел по сторонам. Да только смотреть там было почти не на что – городок был небольшой, совсем недавно срубленный.

Также и воеводские хоромы тоже были новенькие, ладные, крыльцо широкое, на нём стоял только один стрелец, а остальные, подумал Маркел, сейчас все, наверное, на стенах. Проходя мимо стрельца, Волынский велел никого не впускать. А когда вошли в нижние сени, там к ним сразу выступила челядь. Волынский оглянулся на Маркела и велел, чтобы стол накрыли не скупясь.

– Э, нет-нет, – сказал Маркел. – Я сыт!

– Чего это вдруг так? – удивился Волынский.

– Так кормили же как на убой, – сказал Маркел. – Собирались же поднести Великой Богине в жертву. Аки агнца.

Волынский нахмурился, поправил:

– Я говорил уже: не Великой Богине, а Золотой Бабе. Повтори!

Маркел повторил. Волынский удовлетворённо кивнул и, уже даже не глядя на челядь, пошёл дальше. Они поднялись на второй этаж и вошли в Ответную палату. Там Волынский, ещё раз перекрестившись, прошёл под образа и сел на мягкую лавку. Маркел встал напротив.

– Рассказывай, – велел Волынский.

– Да что рассказывать, – сказал Маркел. – Доехал из Москвы до Выми, оттуда дали мне собак, но только мы перешли через Камень, а там только перешли на Ляпин-реку, как Лугуй меня перехватил, сказал, он меня принесёт в жертву Великой…

– Золотой! – сердито перебил Волынский.

– Золотой, конечно, – подхватил Маркел. – А после подождали Бегбилия Сосьвинского, потом Мамрука Обдорского, ну и пошли на вас. Они все пешком и только один я на саночках. Это чтобы я не исхудал в дороге, это чтобы жертва была жирная, чтобы Золотая… Да, чтобы Баба Золотая не разгневалась, а то, они говорили, ей только подай не то, она тогда порвёт на клочья. Брехня, конечно, суеверие и ведьмовство, а слушать очень неприятно. И вот так мы ехали и ехали три дня. А что было дальше, это вы всё видели и слышали.

– Ну да, – злобно сказал Волынский. – Эту брехню мы уже слышали. Лугуй горазд брехать! И это же чего придумал, что я ради невесть кого сдам им целый город. Экая скотина!

– А… – начал было Маркел.

– Да, – снова перебил его Волынский. – У Лугуя такой норов. А в прошлом году какую он здесь замятню устроил! А теперь опять пришёл. Ну да ладно, отобьёмся. А ты лучше пока про себя расскажи, зачем тебя сюда послали.

– Послали взять Лугуя, – ответил Маркел, – и отвести его к Великой Боги… К Золотой Бабе, конечно, забить её в железа и послать в Москву к ним на допрос.

– Зачем?

– Затем, что Лугуй ясак в казну не выдаёт, а выдаёт Боги… А выдаёт той Бабе.

– А вы её теперь в железа и в допрос, – насмешливо сказал Волынский. – Так?

– Ну, так, – смущённо подтвердил Маркел.

– И она на дыбе повинится, так? А вы её тогда к Агаю, на очную ставку, Агай же тоже в казну не платил. Так?

Маркел, чувствуя подвох, молчал. И не ошибся.

– Ой, насмешили! – скривился Волынский. – Знать ничего не знают, ничего не понимают, а распоряжаются. Да вы хоть себе представляете, что такое Золотая Баба, какая она из себя?

Маркел молчал.

– Вот, это уже хорошо, – сказал Волынский…

Но Маркел уже тут же спросил:

– А ты как думаешь, она какая?

– Я об этом ничего не думаю, – сказал Волынский. – Я же её ни разу не видел. И тех, кто её видел, я тоже ни разу живым не видывал.

– Почему это так?

– Да потому что тот, кто её видел, ещё ни разу обратно не возвращался.

– А не возвращался откуда?

– Э! – погрозил пальцем Волынский. – Какой ты досужий. Ждёшь, когда я проговорюсь. Одно слово: Разбойный приказ. Ну да и ладно. Я и так прямо скажу. Люди болтают разное. Одни говорят, что надо ехать по Оби, и ехать долго, за Обдорск и к морю… А другие говорят, что надо, не доезжая до моря, поворачивать на реку Надым. Но есть ещё третьи, они говорят, что надо на другую сторону, то бишь на реку Пырью поворачивать. А четвёртые… Ну и так дальше. Всякий всякое болтает. А после уходят и не возвращаются. Так это же ватагами идут, и идут люди бывалые, которые здесь каждую кочку, каждый завал знают. А ты что? Как ты один туда пойдёшь?

– Так я не один пойду, – сказал Маркел, – а я возьму твоих стрельцов.

– А если я их не дам? – спросил Волынский. – Чего это я вдруг должен давать? Ты же сам видишь, какие у нас тут дела. Тут, как говорится, не до Бабы.

– Но мне же велено, – сказал Маркел.

– Покажи, где велено, – сказал Волынский. – И где, кстати, твоя подорожная?

– Подорожную у меня вогулы отобрали, – ответил Маркел. – А вот грамоту к тебе я уберёг. От князя Семёна грамота, от моего боярина.

С этими словами он склонился, полез в валенок, достал князя-семёнову грамоту и передал Волынскому. Волынский взял её, начал читать. А когда прочёл, положил её на стол, накрыл ладонью и сказал:

– Хорошо им там, сидя в Москве, приказывать: давай ему туда стрельцов, давай сюда! А у меня, ты видел, какие заботы? Что у меня тут за воротами творится?! Там же целая орда пришла! Хотят царёв город сжечь, до уголька последнего, и свой бесовской город поставить! Но я этого не допущу! У меня стрельцов две сотни! И у меня ещё пушка! Я её пока что приберёг, но, придёт время, выкатим. Так что некогда мне тут с тобой переливать из пустого в порожнее. – И, обернувшись к двери, громко позвал: – Кузьма!