Книга Невозмутимые родители живут дольше - Владимир Каминер

У нынешнего поколения совсем иное представление о дружбе. Если верить мировой литературе, раньше три друга это был максимум. Соответственно, и книги про дружбу назывались — «Трое в лодке», «Три мушкетера», «Три танкиста и собака». Или танкистов было четверо? Даже Иисус, далеко не мизантроп, имел двенадцать близких друзей, которым он раздавал бесплатные напитки, и был там еще один лже-друг. У Николь друзей пятьдесят два, и ни один из них не опоздал. Все явились без десяти восемь, праздновали до часу, пили бесплатные напитки и то, что принесли с собой, а затем разошлись по домам. После этого трех подружек Николь пригласила домой на посошок, предварительно она так мило попросила у нас разрешения на поздний визит.

— Тебе понадобится грузовик, чтобы довезти до дома пятьдесят два подарка, — предположил я. Но все подарки уместились в одну обувную коробку: большей частью это были жвачки, леденцы и наклейки. В обувной коробке оказалось лишь три, на мой взгляд, настоящих подарка, именно от тех трех подруг, что попали на посошок: белые наушники Sony, матерчатая сумка с оттиском модного молодежного словечка и картина в импрессионистском духе, продукт собственного творчества, под названием «Николь в ее природном окружении». И вот еще этот троянский подарок с блестками (да чтоб тебя еще раз, о незнакомый остряк!). Только те, кто сверкает сообща, могут стать настоящими друзьями, решила Николь. А остальные — они, наверное, нужны как фон, чтобы настоящие выделялись.

— Даже солнечному лучу нужна темнота, чтобы светить, — мудро заметила дочь.

В этом возрасте жизнь кажется бесконечной вереницей дней рождений. Пока мы бегали с пылесосами за кошками, Николь уже ковала планы на свой следующий, восемнадцатый день рождения, который она уже определила как окончательное прощание с юностью. Восемнадцатилетие Николь хотела отметить вместе с подругами в Париже. Они все туда должны поехать, найти могилу своего кумира Джима Моррисона и проститься с ним навсегда. Ведь с восемнадцати начинается взрослая жизнь, в этой жизни больше не будет места для Джима Моррисона и его прекрасной музыки, так размышляла моя дочь. Так что они постоят над могилой Моррисона в минуте молчания и положат ему на могилу пластинки вместо цветов.

В каких бы мрачных тонах она ни живописала свое будущее восемнадцатилетие, у меня в голове сразу возникла другая картинка: я видел могилу Моррисона, посыпанную блестящим порошком, сверкающее кладбище и светящийся Париж. У французской столицы бурная история, она пережила свои революции, чужеземные оккупации и студенческие баррикады, так что Париж поблестит как нечего делать. Затем я представил себе, как Джим Моррисон встает из могилы и бежит за девушками. Вот он кричит им, что отказываться от любимой музыки с восемнадцати лет это ребячество. И здесь я могу с Моррисоном только согласиться. Мне вот 46, и я до сих пор с удовольствием слушаю «Соте on Baby Light Му Fire», К сожалению, я не в состоянии объяснить подрастающему поколению, что хорошая музыка подходит для любого возраста. Моррисону, если он воскреснет, лучше удастся это объяснить. Девушки с криками будут разбегаться в разные стороны, попутно рассыпая блестки по всему городу. Это будет замечательная вечеринка по поводу дня рождения, она навсегда останется в памяти.

Однако дочь беспокоится. Она не знает, что будет через год. Не испортятся ли блестки до тех пор? Выдержит ли дружба испытание временем? У девушек слишком разные жизненные планы, которые могут развести их во все стороны света. Ведь все планируют путешествовать, никто не хочет надолго оставаться в Берлине. Моя дочь хочет продолжать усиленно учить испанский и отправиться в Колумбию, чтобы внести вклад в борьбу с тамошней наркомафией. Она твердо убеждена, что если колумбийские крестьяне получат нормальную работу, оплачиваемую по европейским тарифам, то они прекратят выращивать сырье для наркотиков. Когда Николь окончательно одолеет наркомафию, она хочет на год уехать во Францию и изучать там историю. А в конечном счете она хочет вернуться в Германию, чтобы размышлять об увиденном и пережитом. Ее подруга Антония собирается в Индию, потому что папа много рассказывал ей об Индии, а затем в Америку, чтобы учиться. А Мария поедет со своим другом в Нижнюю Саксонию в полицейскую академию. Будем ли мы тогда вообще видеться? — задается вопросом Николь.

Меня же она спросила, имела ли вообще философия когда-то свое начало. Когда люди начали осмысливать окружающий мир и свое существование в нем? Она хочет читать только философские книги. Всю эту так называемую мировую литературу она уже в общем и целом освоила, все самое важное давно прочитала: Сартр, Гёте, Ник Хорнби, «Дневники мотоциклиста» Че Гевары, «Анну Каренину» и «Братьев Карамазовых». Но философия — с чего ей начинать? Ну да, книгу про Будду она однажды прихватила из какого-то отеля и дома еще раз ее пролистала. Книга показалась ей интересной, хотя и не совсем убедительной. Потому что ведь буддийское учение утверждает, будто вся жизнь есть страдание и нужно сдерживать любые свои желания, чтобы потом больше не возрождаться. А Николь хочет жить и как можно чаще возрождаться. Она хочет хотеть и хочет бороться, и вновь и вновь справлять свое восемнадцатилетие, желательно всякий раз в другом городе. Жить приятнее, чем не жить, даже если человек при этом страдает. Лучше страдать на этом свете и помогать другим, чем вообще не родиться. Поэтому буддизм моя дочь пренебрежительно называет учением равнодушия.

Намного больше ей нравится Фихте, немецкий философ, который преподавал в университете имени Гумбольдта. Фихте был чем-то вроде немецкого Будды. Он считал, что человеческие желания и устремления есть движущая сила мирового порядка. По мнению Фихте, человек всегда разрывался между двумя желаниями: желанием свободы и желанием удовольствия. Но стоит только человеку начать наслаждаться, как он тут же становится рабом удовольствий. Если он выбирает свободу, то жена начинает ворчать. В этой борьбе против самого себя человек развивает невероятно мощную креативную энергию. Он начинает писать стихи, смеяться, плакать или… блестеть, даже если никто не посыпал его блестящим порошком.

Жизнь как супермаркет знаний

После того как канцлер Германии посетила гимназию, где учатся мои дети, многие девочки из класса Николь задумались, не пойти ли им все же в политику. Наш город сразу стал бы краше, если с предвыборных плакатов улыбались бы молодые женщины всех крашеных мастей, а не кривились бы натянутыми улыбками мужчины в костюмах. Я поддерживал девушек в их стремлении. Я считаю, что политика больше в крови у женщин, чем у мужчин. Они лучше умеют планировать и организовывать. И есть ли такая женщина, какую не захочется выбрать? Будь то выборы мисс земли Гессен, или королевы праздника спаржи, или кандидата на пост канцлера? Но как стать федеральной канцлершей, какой для этого нужно выбрать школьный профильный курс, а от какого можно отказаться? Этого я не знал. В одиннадцатом классе мир представлялся огромным супермаркетом, этаким магазином самообслуживания, где можно подобрать детали для построения планов на жизнь. Надо только правильно выстроить программу обучения, не учить лишнего, читать нужные книги, контактировать с правильными людьми, и тогда все получится. Ангела Меркель наверняка так делала, и только посмотрите, как далеко это ее завело.