Книга Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев

«…прибежал в возбуждённом состоянии и объявил:

– Ехать не могу! Остаюсь в Москве! Такие большие дела! Меня вызвали в Кремль, дают деньги на издание журнала!

Он суматошно метался от ящиков стола к чемоданам:

– Такие большие дела! Изадоре я напишу. Объясню. А как только налажу всё, приеду туда к вам!»

На следующий день (один из последних дней августа 1923 года) Есенина встретил Матвей Ройзман:

«Он был в светло-сером коверкотовом пальто, шляпу держал в руках.

– Куда, Серёжа?

– Бегу в парикмахерскую мыть голову! – и объяснил, что идёт на приём к наркомвоенмору.

Я знал, что в важных случаях Есенин прибегал к этому своеобразному обычаю. Разумеется, эту встречу организовал Блюмкин».

В есенинской пьесе «Страна негодяев» одним из действующих лиц был некий Чекистов (он же – Лейбман), который заявлял:

«Я гражданин из Веймара И приехал сюда не как еврей, А как обладающий даром Укрощать дураков и зверей».

В те времена практически каждый, кто слышал эти строки, сразу понимал, что поэт намекает на Льва Троцкого (Лейбу Бронштейна). Знал ли тогда об этой пьесе сам Троцкий, неизвестно.

Встреча поэта с наркомвоенмором состоялась.

Матвей Ройзман:

«Есенин заявил, что крестьянским поэтам и писателям негде печататься: нет у них ни издательства, ни журнала.

Нарком ответил, что этой беде можно помочь: пусть Сергей Александрович, по своему усмотрению, наметит список членов редакционной коллегии журнала, который разрешат. Ему, Есенину, будет выдана подотчётная сумма на расходы, он будет печатать в журнале произведения, которые ему придутся по душе. Разумеется, политическая и финансовая ответственность за журнал целиком ляжет на Сергея».

Сохранилось письмо Есенина, написанное 29 августа и отправленное Дункан. В нём говорится о посещении наркомвоенмора:

«Дорогая Изадора! Я очень занят книжными делами, приехать не могу.

Был у Троцкого. Он отнёсся ко мне изумительно. Благодаря его помощи мне дают сейчас большие средства на издательство…

Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе.

С Пречистенки я съехал, сперва к Колобову, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаю вместе с Мариенгофом…

Желаю успеха и здоровья и поменьше пить…

Любящий С. Есенин».

К сожалению, не удалось отыскать свидетельств того, что именно потребовал от Есенина Троцкий (в обмен на предоставление ему журнала). А такое требование наверняка было. Вот только какое?

В книге Матвея Ройзмана говорится только об ответной реакции поэта:

«Есенин подумал-подумал, поблагодарил наркома и отказался. Когда вышли из кабинета, Блюмкин, не скрывая своей досады, спросил Есенина, почему тот не согласился командовать всей крестьянской литературой? Сергей ответил, что у него уже был опыт работы с Клычковым и Орешиным в «Трудовой артели художников слова»: однажды выяснилось, что артель осталась без гроша. А кто поручится, что это же не произойдёт и с журналом? Он же, Есенин, не так силён в финансовых вопросах. А заработать себе на спину бубнового туза не собирается!»

Что же всё-таки заставило Есенина отказаться от предложенного ему журнала? Что потребовал Троцкий в обмен?

Ответ напрашивается один: поэту предложили продолжить его служение ОГПУ. На это автор «Пугачёва», «Москвы кабацкой» и «Страны негодяев» согласиться, конечно же, не мог.

Матвей Ройзман:

«В общем, дело с новой крестьянской группой разладилось. Но по-прежнему «святая троица» восседала вместе с Есениным. Очень многие перестали ходить в «Стойло Пегаса»».

Владельцев кафе сокращение посетителей их заведения несомненно очень расстроило. И тогда (по предложению режиссёра Александра Таирова) было принято решение: «святую троицу» в «Стойло Пегаса» не пускать. Изготовили даже специальное объявление, под которым первым подписался Есенин, и вывесили у входа в кафе.

Средства на жизнь Сергею Есенину давало не только кафе. Деньги шли и от публикации стихов. Но для их печатания необходима была виза ГПУ, а получить её тому, кто отказывался играть навязываемую чекистами роль, стало невероятно трудно. Не потому ли тогда и появилось стихотворение «Русь советская», в котором есть такие строки:

«Я никому здесь не знаком. А те, что помнили, давно забыли. И там, где был когда-то отчий дом, Теперь лежит зола да слой дорожной пыли… Ах, родина! Какой я стал смешной. На щёки впалые летит сухой румянец. Язык сограждан стал мне как чужой, В своей стране я словно иностранец…

Вот так страна! Какого ж я рожна Орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен».

Некоторыми согражданами Есенин был забыт, но любовь к родине осталась у него прежней. Это видно хотя бы по тому, как завершается «Русь советская»:

«Но и тогда, / Когда во всей планете Пройдёт вражда племён, / Исчезнет ложь и грусть, – Я буду воспевать / Всем существом поэта Шестую часть земли / С названьем кратким «Русь»».

Что тогда творилось на «шестой части земли» по имени Русь, можно судить по письму, которое написал 12 сентября 1923 года советский полпред в Кабуле Фёдор Раскольников своей жене:

«Я прекрасно знаю, что партия мне безгранично доверяет. А между тем почти все письма от матери приходят ко мне с явными следами грубого, неумелого вскрытия. По советским законам письма на имя полпреда перлюстрации, конечно, не подлежат. Значит, находятся негодяи, которые вопреки закону проявляют своё любопытство».

Раскольникову, конечно же, даже в голову не приходило, что «негодяи», вскрывавшие все письма, шедшие к нему и от него, были работниками ОГПУ. Да и вся страна уже, по словам Сергея Есенина, стала «страной негодяев».

Краснощёковская история

ГПУ тем временем продолжало раскручивать дело Краснощёкова.

Что знали об этом те, для кого судьба «раскручиваемого» была далеко не безразлична? Прежде всего, что знала о любимом человеке Лили Брик, отдыхавшая на немецком курорте?