Книга Слезы Черной речки - Владимир Топилин

Андрей почувствовал запах дыма, с облегчением выдохнул:

— Наконец-то пришли!

Как всегда, первыми караван приветствовали собаки. Предупреждая хозяев о приближении людей, они с лаем бросились к ногам лошадей, но, услышав знакомое приветствие, радостно закрутили крючковатыми хвостами.

Из приземистых землянок показались испуганные лица старателей. Узнав парней, золотари заулыбались, выскочили навстречу каравану, расспрашивая на ходу о чибижекских новостях.

Не останавливаясь, Андрей подъехал к большому бревенчатому складу и у коновязи спешился.

Их уже ждал управляющий прииском. В отличие от старателей, он был одет в более чистый, не испачканный землей, но заношенный до дыр пиджак, модное красноармейское галифе, сморщенные в гармошку яловые сапоги и видавшую Колчака, измятую в блин фуражку с алой звездочкой над козырьком.

— Почему так долго? Вон Сашка Могильников с поручными уже час как пришли. А вы где шлялись? — спросил он, помогая Андрею снимать с лошадей груз.

— У Вербы подкова отпала. Пришлось на ходу ковать, — не поднимая головы, соврал Андрей и понес вьюк с продуктами на весы.

— Ба! Леха! А это что у тебя под глазом? Никак, кто титьку подсадил? — воскликнул управляющий, приветствуя подъехавшего Леху.

— Сучком по глазу хлопнуло... — хмуро ответил

Алексей, грузно свалившись с лошади.

— Ну-ну... То я и смотрю, у аньжинеров тоже рожи синие. Никак, в дороге дрались? — настаивал управ и внимательно посмотрел на Андрея. — Андрюха! И у тебя не ухо, а пельмень! Тебе тоже сучком досталось?

— Нет. Меня слепец, зараза, хватанул. Жало, как у осы! До сих пор мозги кипят, — сказал Андрей и, переводя разговор на другую тему, поспешно спросил: — Продукты будешь принимать по описи или поверишь на слово?

— Конечно, по описи. Порядок есть порядок. Сейчас Михалыча кликну, и будем груз взвешивать, — сказал управляющий и закричал громким, пугающим эхо голосом: — Михалыч! Ходи сюда! Товар из Чибижека прибыл!

На его клич из землянки выглянул низкорослый бородатый мужик — приисковый завхоз, посмотрел на обоз оценивающим взглядом и тут же поспешил к складу.

Разгружать продукты вызвалось сразу несколько старателей. Золотари знали, что помимо продуктов привозит караван, они проворно сняли с лошадей тяжелый груз и, весело подталкивая друг друга явно нелитературными репликами, перетащили увесистые поняги к весам.

Михалыч неторопливо, выдерживая марку, тщательно взвешивал и записывал в накладную вес и количество привезенных продуктов. В ожидании своей минуты старатели терпеливо топтались неподалеку, пока наконец-то Михалыч не соизволил произнести радостную для людей тайги фразу:

— Спирт привез?

— Да, — сухо ответил Андрей и, улыбнувшись заволновавшимся старателям, добавил: — Двадцать литров.

Старатели наперебой заговорили:

— Михалыч! Кузьмич! Выдели горло помочить! Уж две недели всухаря сидим! У Гришки Сохатого вчера был день ангела! Отметить надо!

— У вас каждый день у кого-нибудь что-нибудь да случается. Вам хоть каждый час наливай по стакану — и будет праздник! — с напускной строгостью противился управляющий. Однако его капризы длились недолго: по лицу было видно, что он и сам не прочь поправить здоровье. Потоптавшись на месте около минуты, он расцвел в довольной улыбке и коротко взмахнул рукой:

— На всех пять литров!

Истосковавшиеся по людям, уставшие от тяжелой работы мужики закричали, засвистели на всю тайгу:

— Братцы! Кончай работу! Бросай золото! Айда в барак — пить будем! Гулять будем! Эх, Андрюха! Леха, золотые вы наши! Молодцы! Ай да парни — праздник привезли!

Андрей и Леха сразу же стали желанными гостями, лесными братьями и «мужиками одной золотой крови». Их обнимали, пожимали руки и зазывали на ночлег в любой из двух больших бараков.

Кто-то снимал с лошадей седла, кто-то накрывал мокрые спины уставших животных теплыми потниками, загонял их в небольшой пригон с летней, тесовой конюшней. Трое старателей тащили огромные охапки свежескошенной травы. Еще двое разводили едкие дымокуры, которые, обволакивая дымом лошадей, разгоняли мошкару и комаров.

— Андрей, подойди ко мне, — остановил парня управляющий после некоторого раздумья. — Карабин казенный?

— Да. Дядька Федор дал. Завтра хочу на беловскую мочажину заглянуть. Может, зверя добуду, к покосу не помешает, — ответил Андрей.

— Вот что я скажу. Поставь его на ночь в склад. Не дай бог, кто по пьянке стрелять возьмется! Пьяный старатель — дурак! Ничего не понимают. Затеют драку — и до смертоубийства. Мне потом отвечать. Утром пойдешь — заберешь. Если меня не будет, знаешь, где ключ висит. Впрочем, Тимоха все равно будет склад охранять, — проговорил Кузьмич и прикрикнул на сидевшего у склада на кедровой чурке часового: — Тимоха, сучий кот! Выпьешь стопку — под суд отдам!

Тимоха вальяжно встал и блаженно развел руками:

— Обижаешь, начальник. Как можно! Я же знаю, что там не только продукты лежат...

— Вот-вот, и я про то же! Заснешь — по роже получишь! И пристегни к винтовке штык! И делай так, как положено! Не сиди на чурке! И не кури во время несения караульной службы! Понял?

— Понял, начальник, — угрюмо ответил Тимофей и, взяв за ремень трехлинейку, повесил ее на плечо.

Управляющий убрал карабин Андрея в склад и закрыл бревенчатое помещение на большой амбарный замок.

— Ты смотри, Андрей, с золотарями сильно не пей. А то они напьются — обязательно морду кому-нибудь начистят. Особенно Сохатый — ох и дурак! А может быть, к нам в землянку ночевать пойдешь? — пригласил Кузьмич.

— Я знаю, что сегодня старатели загуляют. А переночевать — так мы с Лехой под елкой. И к лошадям поближе, да и воздух посвежее. Не привыкать!

А в крайнем бараке пчелиным роем гудел собравшийся люд. Торопливо подготавливаясь к непредвиденному празднику, золотари обставляли длинный тесовый стол немудреными яствами, большей частью которых были таежные закуски. Неизменным, повседневным салатом, щедро наложенным в огромную берестяную чашу, в центре стола гордо стояла соленая черемша. На кедровых дощечках, в избытке пойманный в Балахтисоне, лежал копченый, вяленый и соленый хариус. В железных чашках — огромные куски черной медвежатины и нарезанная тонкими ломтиками закопченная на талине красноватая маралятина. Двое старателей в брезентовых рукавицах сняли с костра ведерный жбан пыхавшей перловки. Кашу поставили на каменную печь в бараке и с присущей таежному человеку щедростью бросили в нее солидный, килограммовый кусок топленого коровьего масла.

От предлагаемых угощений Леха едва не подавился слюной. Проголодавшись за день тяжелого перехода, он схватил деревянную ложку и хотел наброситься на еде. Однако, посмотрев на терпеливо ожидавших торжественной минуты мужиков, несколько остепенился и, усевшись на лавку, немигающими, горящими глазами стал смотреть на тающее в перловке масло.