Книга Охота на мудрецов - Дэлия Мор

– Есть теперь у тебя другой защитник. Его и слушай.

Тру пальцами глаза и тяжело вздыхаю.

– Кого мне слушать, матушка? Какая еще звезда во лбу? Что значит «та самая»?

Аттия выдвигает из-под стола табурет и показывает на него рукой. Достает себе второй и садится, отставив колбу в сторону.

– Наилий приносил тебе эдельвейсы? Рассказывал легенду?

Киваю и сажусь за стол, нервно сцепляю пальцы в замок и не свожу взгляда с лишенного возраста лица сидящей передо мной женщины.

– Я тоже расскажу, но другую. Про яйцо, упавшее с небес на землю и расколовшееся на две половинки. Одна осталась на склоне горы, а вторая упала в океан. Ищут теперь друг друга, и никак не могу найти. Мои мальчики тоже искали, но по-разному. Наилий больше думал и присматривался, долго ходил кругами. Двадцать циклов ждал, отзовется ли сердце, но оно молчало. А Марк смолоду и по горячности выбирал телом, чуть дров не наломал, но нашел свою единственную. Ох и не просто это. Врут и сердце и тело одинаково. Я же вижу как нитку на запястье, что тянется от Наилия к тебе. Особенная она. Не порвать, не перерубить. Куда там паутинкам, что ты перебираешь. Дунь – они разлетятся пухом от одуванчика. Здесь другое. Наилий тоже нашел свою половину. Ту самую. Да ты ведь заглядывала в него, знаешь. Не зря во лбу звезда сияет.

Заглядывала, и понять не могла. То гнев его терзал ураганом, то океан топил в холодных водах светило. От других к нему – да. От него к другим – да. Между нами – нет. Любовь и страсть как две нитки в челноках. Сплетаются в узор, а где какая уже и не разобрать. Его? Моя?

– Ничего не знаю, – устало отвечаю я.

Аттия снова улыбается и гладит меня по руке.

– Потому что в него смотришь и себя видишь. А ты себе верь. Достаточно этого. А про него я расскажу.

Матушка задевает на весах чашку с черным порошком, и она качается.

– Каким светлым бывает, ты сама видела. Сердце радуется и в груди замирает. Но есть в нем тьма, и она тянет вниз, – Аттия кладет палец на чашку и давит. – Пугал тебя, знаю. Бежать от него хотелось без оглядки, да ты осталась.

Дрожью отзываются воспоминания о лезвии ножа на коже. Верила, что ничего плохого не сделает. Так ли оно будет в следующий раз?

– Осталась, матушка, – обреченно говорю я.

Аттия кивает и откупоривает колбу с красными гранулами. Наклоняет горлышко ко второй чаше весов и стряхивает гранулы по одной.

– Уравновешиваешь ты его тьму своим огнем. Не хмурь брови, в тебе света тоже мало, – говорит матушка и широко улыбается, – не свет ему нужен, а разум твой.

Красные гранулы насыпаются горкой, чашки вздрагивают и выравниваются.

– Держи его крепко и не отпускай. Сильная, сможешь. А он все остальное сделает.

Смотрю на чаши весов и просто верю. Без осознания и выводов. Не как мудрец, а как женщина. Иногда жизнь стоит сделать проще.

Аттия встает, открывает деревянную дверцу шкафа и достает из обыкновенного холодильника бутылку молока. Наливает чуть больше половины стакана, высыпает порошки из обеих чаш весов и долго размешивает ложкой. Музейно-историческое наваждение рассыпается и мне становится весело.

– Не тяжело одной в такой глуши, матушка?

– Да разве ж я одна? У меня вон коза есть. Кормилица. Чего на огороде не растет, мальчики мои передают. То бойцов отправят, то сами навестят, а я и рада, – отвечает Аттия. От теплоты в ее голосе мне становится уютно. – Тихо здесь, спокойно. Сюда ехала, видела какая красота вокруг? Вот и я смотрю. Думала, уже все глаза проглядела, а нет. Завораживает, как в молодости. Ты не сиди. Возьми стакан и отнеси Наилию, пусть выпьет. Голова у него пройдет, добрее станет.

Аккуратно, чтобы не расплескать несу молоко во двор. Генералы стоят на горбатом мостике и вполголоса о чем-то спорят. Увидев меня, умолкают и ждут.

Держу мимику нейтральной и протягиваю Наилию стакан. Марк усмехается и так и застывает, не успев ничего сказать, потому что Наилий делает глоток и меняется в лице. Багровеет, сипло кашляет в кулак и сгибается пополам. Отравила все-таки? Я издаю болезненный стон, а Марк хохочет.

– Отвык уже от народной медицины? Да, Твое Превосходство, это не безвкусные капсулы и сладкие пилюли. Лечение должно быть таким, чтобы больше не хотелось болеть.

Наилий зло на него смотрит и снова кашляет. Потом шумно втягивает носом воздух и делает второй глоток. Морщится до неузнаваемости, но терпит стоически.

– Давай до дна, – подбадривает Марк, – все-таки не Шуи глотаешь, нужно.

Генерал залпом допивает лекарство и отдает мне пустой стакан.

– Кстати о Шуи, – веселье генерала девятой армии разом пропадает, – надо бы снять стресс. Раз уж ночь мы все равно здесь.

– Надо, – соглашается Наилий, – только без злоупотреблений. И Дэлию не спаивай.

– Мне бы совсем не пить, – робко подаю голос. Голодных до страха духов нахватала не столько из-за взрыва, сколько от переживаний до него.

– Сегодня можно, дарисса, – серьезно говорит Марк.

Хочу возразить, уже слова подбираю, но Наилий обнимает за талию и шепчет на ухо, что вдруг минус на минус даст плюс и мне наоборот станет легче. А если нет, то спрятаться мы всегда на ночь успеем. Сомнительно. Очень и очень сомнительно, но я решаю рискнуть.

– Хорошо.

– Тогда я за ужином, – радуется Марк, – а с тебя, Наилий, как обычно кипяток и сушеная ягода.

Генерал девятой армии идет в сторону дома, а я долго смотрю ему вслед.

– Дэлия, – трогает меня за плечо полководец, – я и до слов Аттии знал, что ты та самая…

– Но решил убедиться?

– Нет, – Наилий разворачивает меня лицом к себе и прежде чем поцеловать добавляет, – так просто совпало.

Теперь это уже не имеет значения. Обнимаю его за шею и тяну ближе.

Глава 9. Матушка

Снимать стресс устраиваемся под открытым небом на расстеленном покрывале. Примятая трава шуршит от каждого движения, поэтому стараюсь не ерзать. Так тихо вокруг, что каждый лишний звук раздражает. Даже разведенный Марком костер едва слышно трещит поленьями, но щедро отправляет в темно-синее ночное небо огненные искры. Их танец прекрасен, но слишком недолговечен на фоне холодной вечности звезд, мерцающих в вышине. Запрокидываю голову назад и кладу затылок на плечо Наилия. Пытаюсь считать звезды и сбиваюсь на третьем десятке.

– Не замерзла? – спрашивает генерал и плотнее запахивает наше одеяло. Аттия сначала не пускала меня из дома и все фыркала на легкое платье. Не для холодных ночей в горах. Потом выдала пушистый шерстяной свитер и все одеяла, которые были в доме.

– Тепло, – отвечаю сонным голосом и замечаю, как от дома на лужайку идет Марк.