Книга Некрономикон. Аль-Азиф, или Шёпот ночных демонов - Абдул аль Хазред

Тем временем последний охранник, освободившись, бросился к стоявшим неподалеку лошадям и, вскочив на одну из них, поскакал к монолиту. Я схватился было за лук, но, разглядев на спине всадника большой щит, опустил оружие. Затем подошел к царевичу и, поклонившись, принялся разрезать его путы. Подъехавшие воины занялись другими пленниками. Я подошел к телу карлика и вынул из него ятаган. Смотреть на это далекое подобие человека было настолько противно, что я, подобрав валявшийся рядом балахон Призрака, с отвращением накрыл его им. Затем старательно обтер клинок и вернулся к освобожденным. Наткнувшись по дороге на труп Призрака, я сдернул с его лица маску. Вопреки моим ожиданиям, оно оказалось совсем не отвратительным, хотя и весьма странным. Оно не походило на лица арабов, негров или гузов. Все его углы и выступы были очерчены очень резко, напоминая геометрические фигуры. Но кожа не обтягивала их, и в целом лицо выглядело весьма гармонично, лишь глаза были чересчур выпучены. Брови и ресницы были густыми, а волосы курчавились плотным войлоком, как у негров. Щеки и подбородок покрывала жесткая выгоревшая щетина. Цвет же лица был еще более странным и ужасающим: он был темно-пепельным, с едва заметной примесью зелени, что даже при жизни придавало ему сходство с мертвецом и вполне оправдывало название «Призрак». Тело же было очень правильно сложенным и хорошо развитым.

Я перевел взгляд на стоящих рядом лошадей. Они также имели странный вид, напоминая удивительных существ из рассказов путешественников. Они, в отличие от своих хозяев, выглядели совсем негармонично. Из-за невероятно четко проступающих под кожей мускулов их формы казались совсем уж геометрическими, словно составленными из фигурок. Туловище между холкой и крупом выглядело ужасно нелепо, словно его взяли совсем от другого животного и грубо вставили между ними, да еще задом наперед. Гривы и хвоста почти не было, а морда чем-то напоминала собачью и выглядела очень хищно. Едва я сделал несколько шагов по направлению к ним, они сорвались с места и, описав большой полукруг, исчезли за дюнами.

Ко мне подошел один из воинов.

– Храбрейший, – обратился он ко мне. – Позволь нам уничтожить тварей, запряженных в повозки. Мы опасаемся, что они могут напасть на нас и растерзать. В их глазах мы прочитали именно такую угрозу.

– Сейчас не время заниматься животными, – ответил я. – Еще не все враги уничтожены. Что с пленными?

– С ними все хорошо, все здоровы.

– А раненые?

– И раненые здоровы.

– Как это?! – Я не поверил своим ушам.

– Повязки сняты, все раны затянулись.

Удивленный сверх всякой меры, я бросился к людям и сам стал осматривать их. То, что я увидел, показалось мне результатом колдовства. Раны, явно глубокие изначально, заросли все до одной. Конечно, они еще причиняли боль и вызывали слабость, но они уже не были ранами. Кто бы ни были на самом деле эти Призраки, но в искусстве врачевания они были просто волшебниками, если добились такого результата за несколько дней. На мои вопросы раненые отвечали, что им каждый день меняли повязки, нанося на них какие-то мази, и промывали раны темной, приятно пахнущей жидкостью. При этом их усиленно кормили и поили какими-то снадобьями. Все это было крайне удивительно, но сейчас нужно было спешить: враги могли скрыться и затем нанести внезапный удар.

– Кто из вас чувствует себя достаточно сильным, чтобы сражаться? – обратился я ко всем.

Вперед выступили двенадцать крепких мужчин, во главе которых встал царевич.

– Светлейший, твоя жизнь нужна здесь для других дел, – назидательно сказал я ему. – И я отвечаю за нее перед двумя халифами. Останься!

– Здесь повелеваешь ты, – ответил он. – Но позволь мне смыть позор с имени Омейядов. А от ответственности за мою жизнь на время этой битвы я перед Аллахом и всеми, кто меня слышит, освобождаю тебя. Пусть Аллах решит: остаться мне здесь или вернуться домой.

– Возьмите оружие, – приказал я. – И следуйте за мной. Враг ждет нас там. – При этом я указал на каменный столб, у подножия которого виднелась кучка людей.

Вооружившись, наше ополчение пешком двинулось за нами. Мы ввосьмером, растянувшись в ряд, двигались неспешно, вглядываясь в противника и стараясь оценить его. Скоро все противостоящие нам стали отчетливо видны, и по цепочке моих воинов пробежал шепот недоумения. Группа состояла из девяти человек. Восемь из них стояли в ряд и являли собой жалкое зрелище. Тела их были невероятно иссохшими, бесцветные лица – осунувшимися, выцветшие глаза глубоко запали. Сильно отросшие волосы и жиденькие бороды непонятной масти торчали беспорядочными клочьями. Одеты они были в ветхие лохмотья, едва прикрывавшие тела. Трое из них опирались на узловатые посохи. Возраст же их, кроме мальчика-подростка, совершенно невозможно было определить. Шагах в десяти впереди них стоял Призрак в характерном облачении – очевидно, последний охранник пленных. Стоял он в твердой позе, развернув широкие плечи и широко расставив ноги, сжимая в руке обнаженный меч.

Я окинул взглядом округу, прикидывая, где может укрыться засада. Но, встретившись глазами с противником, понял, что он остался один. Когда мы приблизились вплотную, он едва заметным движением глаз окинул наш строй и поднял меч нам навстречу, давая понять, что готов к бою. Я знаком остановил своих воинов, сам же спешился и продолжал идти, пока между нами не осталось лишь несколько шагов. В глазах Призрака читалась спокойная решимость. Было ясно, что он готов до последнего вздоха защищать стоящих за его спиной, что эта миссия была для него священной. Я вдруг вспомнил свой первый бой, когда мы с халифом вот так же встали вдвоем против полутора десятков всадников, не думая отступить даже на шаг, несмотря на всю безнадежность положения. И я проникся глубоким уважением к этому человеку, если только его можно было назвать таковым. Ибо, какова бы ни была его вера, он готов был защищать ее, даже осознавая, что защитить не сможет.

– Воин! – сказал я громким голосом, чтобы слышали все. – Мы восхищены твоей самоотверженностью в служении своей вере. И если ты сейчас сразишь меня, мои люди уйдут, не тронув вас.

Затем я повернулся к своим воинам.

– Если я паду, это будет моя последняя воля. Вы не можете не выполнить ее.

Обратившись же отдельно к царевичу, я сказал:

– Светлейший! Видит Аллах, пролитой здесь вражеской крови вполне достаточно, чтобы смыть с имени твоих предков позор твоего пленения. К тому же Омейяды сами должны быть благородными, иначе на них падет другой позор.

Царевич, глаза которого кровожадно горели, глубоко вздохнул и, потупив их, произнес:

– Да будет так.

Я повернулся к Призраку и, обнажив ятаган, шагнул ему навстречу. Он тоже двинулся навстречу мне. Наши мечи скрестились. Поединок получился долгим и жарким, в течение которого Призрак показал завидное искусство владения мечом, все время держа меня в напряжении. Его уловки были весьма умными, и лишь мой опыт и умение угадывать действия противника помогали мне выходить из них. Он же, в свою очередь, не менее виртуозно выворачивался из моих хитростей. И все же я в конце концов заставил его сделать неверное движение и нанес удар, мгновенно оборвавший его жизнь. Я никогда не желал мучений достойному противнику и всегда старался разить наверняка. Но он все же успел прижать меч к груди и рухнул навзничь во весь рост совершенно прямо, устремив лицо к небу. В его глазах застыло спокойствие, ни на мгновение не покидавшее их за все время нашего поединка. Я склонился к нему и прикрыл его веки. Затем поднялся и, держа ятаган в опущенной руке, направился к кучке жалких оборванцев. В тот момент я не знал, как мне поступить: сражаться было больше не с кем, а проливать кровь попусту было не в моих правилах. Но когда я подошел настолько близко, что мог во всех деталях рассмотреть их, на меня вдруг повеяло чем-то невыносимо гнусным и необъяснимо страшным, словно они были отродьем самого Шайтаны. Из этих людей, казалось, была высосана вся их человеческая сущность, все, за что они могли называться людьми. Вместо него же в самые глубины их тел, словно корни в землю, проникли отростки чего-то неведомого и ужасного, таящегося то ли в невообразимых далях, то ли в недрах пустыни прямо под ногами. Не знаю, что в облике этих жалких существ вызвало у меня это чувство. Но у меня возникло страстное желание избавить от этих страшных отростков хотя бы небольшой участок земли, обрубив их. И я, подняв руку с мечом, решительно ускорил шаг. Древний старик, поняв мое намерение, выступил вперед. Передвигался он с большим трудом, при каждом шаге тяжело опираясь на свой посох и то и дело откидывая рукой падающие на иссохшее лицо длинные пепельные волосы. Тяжело дыша, он остановился прямо передо мной и, выпятив вперед обнаженную тощую грудь, закрыл глаза. Было ясно, что он ожидает моего удара. Но во мне вдруг очнулся дух воина. Передо мной больше не было врага с оружием в руках, и я, досадуя и торжествуя одновременно, опустил ятаган: со времен своего освящения благородный клинок ни разу не был обагрен кровью беззащитного. И какой бы кары ни заслуживал этот несчастный, она не могла пасть на него с моего меча.