Книга Мамай. История "антигероя" в истории - Роман Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военные действия между Ордой, подконтрольной Мамаю, и Литвой то затухали, то снова возобновлялись — причины тому, вероятно, следует искать не только в ордынской, но и литовской смуте, последовавшей вскоре после смерти великого князя Ольгерда, когда в 1379 г. в борьбе за власть сошлись Ягайло Ольгердович и его дядя Кейстут Гедиминович.[243] Мамай, по-видимому, сумел воспользоваться ситуацией нестабильности в литовских владениях и, в свою очередь, нанес удар: белорусско-литовские летописи под 1380 г. сообщают о гибели в бою с татарами подольского князя Александра Кориатовича.[244]
Соперничество с дядей Кейстутом заставило Ягайло пойти на мир и союз с давним врагом Мамаем. По-видимому, именно к этому времени относится поездка к бекляри-беку литовского дипломата чешского происхождения Бартяша (Бортеша), которому автор «Сказания о Мамаевом побоище» приписал словесный портрет Мамая.[245] В результате переговоров литовский князь и золотоордынский бекляри-бек заключили союзный договор, включавший ряд условий. Видимо, именно после этих переговоров крупнейший литовский торговый город Львов около 1380 г. получил привилегии в торговле с Золотой Ордой — такие же, как в 1372 г. получил его конкурент Краков.[246]
Согласно русской историографической традиции, одним из главных условий вновь заключенного литовско-ордынского соглашения являлась военная взаимопомощь. По сведениям русских средневековых источников, бекляри-бек и литовский князь намеревались совершить совместный поход на Русь, который предотвратила русская победа на Куликовом поле.[247] Не исключено, что между ними был заключен договор, согласно которому каждый обязывался помочь своему новоприобретенному союзнику: сначала Ягайло должен был помочь Мамаю в борьбе с мятежными русскими вассалами, затем — ордынский бекляри-бек литовскому князю в борьбе с дядей-соперником. Однако дальше переговоров дело не пошло: как известно, Ягайло так и не принял участия в борьбе Мамая с русскими князьями,[248] а сам бекляри-бек не успел никак отреагировать на вероломство вновь обретенного союзника, поскольку после куликовского разгрома уже не имел возможности сосредоточиться на литовских проблемах.
В целом внешнеполитическая деятельность Мамая была достаточно удачной и позволила ему укрепить свой престиж на международной арене и к середине 1370-х гг. и обеспечить относительную безопасность территорий Золотой Орды, которые он контролировал. Однако главной целью Мамая по-прежнему оставалось восстановление власти над всей Золотой Ордой потомков Бату, которых сам он по-прежнему намеревался контролировать. Поэтому бекляри-беку необходимы были крупные средства — на содержание войск, подарки и пожалования своим эмирам, подкуп эмиров соперничающих Чингизидов и пр. Эти средства Мамай не мог получить ни в результате обмена дружескими посланиями с египетскими султанами, ни даже в виде налоговых поступлений от торговли с европейскими странами через Крым и Литву. Поэтому не менее важным, чем поддержание связей с иностранными государствами, для бекляри-бека было и сохранение сюзеренитета над русскими землями. А вот в отношениях с Русью-то в это время у него как раз и начались проблемы.
МАМАЙ И РУСЬ
Ранее мы уже отмечали, что одним из первых действий Мамая, которые он предпринял, заняв пост бекляри-бека еще при хане Бердибеке, в 1359 г., стало посольство в Москву, упомянутое в Львовской летописи. О целях этого посольства русские летописцы умалчивают, однако современный молодой исследователь А.А. Каурцев высказал по их поводу интересную и, на наш взгляд, небезосновательную гипотезу. Сопоставив сообщение Львовской летописи с другими источниками (в том числе и более позднего времени), он предположил, что Мамай мог способствовать освобождению митрополита Алексия, который в 1358-1359 гг. находился в литовском плену в Киеве, а затем принять его у себя в крымских владениях. Автор гипотезы отмечает, что Киев, фактически находясь под властью литовского великого князя Ольгерда, вместе с тем формально все еще состоял под юрисдикцией Золотой Орды (там даже находился ордынский баскак). Поэтому приказ Мамая киевскому князю Федору об освобождении митрополита не мог быть им проигнорирован — ведь Мамай действовал от имени хана Бердибека, который, кстати, сразу после своего вступления на трон в 1357 г. выдал митрополиту Алексию свой подтвердительный тарханный ярлык. Согласно Г.К. Котошихину, подьячему Посольского приказа при царе Алексее Михайловиче, «к крымскому хану… посылают с посланники шубы собольи, куньи, бельи… А уложил те поминки давать Алексей, митрополит Московской, после того времяни, как он был в Крыму в полону, тому много лет назад».[249] А.А. Каурцев полагает, что эти «поминки» могли быть установлены Алексием после того, как он при помощи Мамая освободился из киевского плена и уже в 1360 г. вернулся в Москву.[250]
В полной мере соотносятся такие действия Мамая и с тем, что в это время Золотая Орда занимала крайне враждебную позицию по отношению к Великому княжеству Литовскому. Для золотоордынских политиков не было секретом, что великий князь Ольгерд стремился расколоть православную церковь, поставив в Юго-Западной Руси собственного митрополита — Романа, ставленника Тверского княжеского дома, состоявшего в родстве с литовскими князьями.[251] Естественно, намерение Ольгерда шло вразрез с интересами ордынских правителей, которые благодаря покровительству русским митрополитам (общим для Руси и Литвы) могли в какой-то степени влиять и на литовские дела.
Версия А.А. Каурцева, на наш взгляд, лучше всего подкрепляется тем фактом, что в 1363 г. именно с Мамаем и «его» ханом Абдаллахом митрополит Алексий вступил в переговоры. Их итогом стало признание Абдаллах-ханом прав юного московского князя Дмитрия Ивановича на великокняжеский титул, а московский государь, в свою очередь, признавал законным ханом ставленника Мамая и обязывался платить «выход» ему, а не сарайскому хану Мюриду. По-видимому, в рамках этого же «докончания» Мамай и Абдаллах окончательно признали за Москвой право на Ростовское княжество, которое Иван Калита еще в 1330-е гг. «купил» у хана Узбека, а в 1360 г. вновь захватил Константин, представитель рода прежних ростовских князей.[252]
